Том 18

В своем листке от 18 апреля г-н Стефанони возобновляет атаку. Я достаточно убедительно доказал в своей книге, что г-н Фогт в 1859 г. продался Бонапарту, взявшись быть его главным агентом в Германии и Швейцарии. Десять лет спустя нескромность его друзей — Жюля Фавра и К° — дала возможность подтвердить это документально[107].

Абсолютно неверно, что я, якобы из-за германских интересов, выступал в защиту Австрии против г-на Фогта, этого доблестного защитника Италии. В 1848—1849 гг. в «Новой Рейнской газете» я защищал дело Италии против большинства германского парламента и германской печати[108]. Позднее, в 1853 г. и в другое время, я выступал в «New-York Tribьne» в защиту человека, с которым я постоянно расходился по принципиальным вопросам — Мадзини[109]. Словом, я всегда был на стороне революционной Италии против Австрии.

Но война 1859 г. — это совершенно другое дело. Я разоблачал ее как войну, призванную продлить еще на десяток лет существование бонапартовской империи, подчинить Германию режиму прусской военщины и превратить Италию в то, чем она является ныне[110]. Мадзини, в виде исключения, стоял на моей точке зрения (см. «Pensiero ed Azione» 2—15 мая 1859 года[111] ). Он, как и я, подвергался в то время атакам со стороны того же вездесущего г-на Фогта.

Хотя я всегда был готов разоблачать г-на Фогта как бонапартистского агента, тем не менее я должен был отречься от авторства анонимной листовки, выпущенной против него гном Карлом Блиндом. Г-н Стефанони цитирует — со слов Фогта — те заявления владельца типографии и наборщиков, которые Фогт раздобыл с целью доказать, что Блинд не был автором листовки и что листовка не была напечатана указанным владельцем типографии.

Однако, если бы г-н Стефанони прочел, как он утверждает, мою книгу, то он нашел бы воспроизведенные на страницах 186—187[112] заявления, сделанные под присягой английскому суду упомянутым наборщиком и одним из его коллег, которые утверждают, что автором анонимной листовки был именно Карл Блинд!

От Фогта г-н Стефанони переходит к Герцену. Прежде всего он заставляет Герцена присутствовать на собрании, на котором был учрежден Интернационал, и относит создание Товарищества к 1867 году. Каждый знает, что Интернационал был учрежден в сентябре 1864 г. на собрании, происходившем на Лонг-Эйкр, и что Герцена там не было. Евангелист рационализма г-н Стефанони обращается с хронологией и топографией совершенно так же, как восемнадцать столетий тому назад обращались с ними его предшественники по Новому завету. Еще примерно за десять лет до образования Интернационала я отказался выступить с одной трибуны с русским панславистом г-ном Герценом во время публичного митинга.

Сам Герцен в книге, изданной после его смерти его сыном[113], книге, полной неверных утверждений, касающихся меня, не осмеливается утверждать, что я его когда-либо называл русским шпионом, как это заявляет поклонник истины, г-н Стефанони. Впрочем, людям, жаждущим выяснить, какого отношения к себе заслуживает социалист-дилетант Герцен, достаточно будет прочесть книжку Серно-Соловьевича «Наши домашние дела»[114].

Имею честь, г-н редактор, оставаться

Преданный вам Карл Маркс

Написано 23 мая 1872 г.

Напечатано в «Gazzettino Rosa» № 148, 28 мая 1872 г. и в журнале «II Libero Pensiero» 1 августа 1872 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с итальянского

К. МАРКС ОТВЕТ НА СТАТЬЮ БРЕНТАНО [115]

Один друг прислал мне из Германии «Журнал по рабочему вопросу» «Concordia» № 10 от 7 марта, в котором этот «орган немецкого союза фабрикантов» напечатал передовую статью под заглавием «Как цитирует Карл Маркс».

В Учредительном Манифесте Международного Товарищества Рабочих я, между прочим, привожу одно место из бюджетной речи Гладстона от 16 апреля 1863 г., которого нет в полуофициальном издании парламентских дебатов Хансарда[116]. Отсюда с простодушием фабрикантской логики «Concordia» прямо заключает: «Этой фразы нет нигде в речи Гладстона», и злорадно выражает свое ликование, печатая жирным шрифтом на фабрикантском немецком языке:

«Маркс формально и по существу присочинил эту фразу!»

Право, было бы в высшей степени странным, чтобы в напечатанном первоначально на английском языке в Лондоне на глазах у Гладстона Учредительном Манифесте ему приписывалась якобы вставленная мной фраза и чтобы эта фраза, беспрепятственно обойдя всю лондонскую прессу в течение семи с половиной лет, только теперь — наконец-то — была разоблачена «учеными мужами» из немецкого союза фабрикантов в Берлине.

Фраза из Учредительного Манифеста, о которой идет речь, гласит: