Том 19. Белые пелеринки

— Это ничего что ты по-немецки не умеешь, я тебе помогу выучиться! — проговорила Гаврик.

Инна радостно закивала и тут же стала внимательно присматриваться и прислушиваться ко всему, что делалось в классе. Господин Шталь, позабыв уже о инциденте, вызывал девочек на середину класса, и те читали ему по-немецки небольшой рассказ. Этот рассказ в устах воспитанниц звучал так плавно и тягуче, что на не выспавшуюся за ночь Южаночку он подействовал, как усыпляющее средство. Веки Инны тяжелели, глаза смыкались, и она, наверное, бы уснула, если бы звонок не вернул девочку к действительности.

* * *

— Мамзель Палтова! Пожалуйте в бельевую!

— Что? — Южаночка широко раскрыла глаза. — В какую бельевую? Меня?

На пороге класса стояла румяная толстая девушка-прислуга в полосатом ситцевом платье.

— Вас, вас — то мне и надо, новенькая барышня! — весело роняла круглолицая Агаша, — пожалуйте со мною в бельевую. Там вас переоденем в казенный наряд.

— Ступай с Агашей и постарайся вернуться как можно скорее, — приказала Инне Анна Васильевна.

Румяная девушка взяла за руку Южаночку и весело шепнула ей: "А ну-ка, барышня, как вы скоро бегать умеете!", чуть ли не бегом пустилась с нею по коридору.

— Месдамочки, глядите! Новенькую «преображать» тащит! — высунувшись из дверей соседнего класса говорили маленькие шестушки.

— Честь имеем поздравить с формой! На чаек бы с вашей милости! — сострила тут же какая-то шалунья. Через полчаса Южаночка действительно преобразилась настолько, что с трудом узнавала самое себя. В большой бельевой комнате, где сидели за шитьем десятка два девушек, одетых, как Агаша, Инну переодели в зеленое накрахмаленное камлотовое с глубоким вырезом платье, белый передник, белые рукавчики и такую же белую пелеринку. Агаша под наблюдением кастелянши, маленькой дамы в черепаховом пенсне, разделила на две пряди и заплела в две коротенькие тугие косички ее смоляные кудри.

— Ну, вот вы теперь совсем «наша», барышня, совсем институточка, "белая пелеринка", — шутила Агаша, любуясь неуклюжей фигуркой, путавшейся в длинном платье до пят.

Южаночка чувствовала себя в нем прескверно. Всюду жало с непривычки. Еще бы! Она так привыкла к своим широким удобным «матроскам», и это узкое, зашнурованное платье показалось ей неудобным, жестким. А башмаки! Узкие прюнелевые ботинки сильно жали ногу, привычную бегать в мягких желтых сандалиях.

Прихрамывая и путаясь в юбке, Южаночка побрела в класс.

Начался урок. Еще не старый, но болезненного вида учитель рисования кивнул ей головою в ответ на поклон и положил перед нею на пюпитр большой чистый лист бумаги, карандаш, резинку и, приказав нарисовать для начала круг, пошел задавать работу на сегодня другим воспитанницам.

Черненькая Гаврик придвинулась к Инне и зашептала:

— Послушай. Ты очень мила в казенной форме, право. Ты душка в ней. Верховская и Щука говорят тоже.

Переглянувшись с Даней, Южаночка, взяла карандаш и стала водить им по бумаге. Девочка любила рисование и с самого раннего детства с любовью чертила на лоскутках бумаги животных и птиц, людей и дома. Поэтому заданный учителем круг поспел у нее в две минуты. На секунду она задумалась над ним, склонив свою черненькую головку. Ей было скучно. Вспомнился далекий юг, покойный отец, денщик Тарас, «своя» рота, родные сердцу солдатики и он, ее дедушка. Единственный близкий на свете человек, оставшийся у нее! Дедушка и Сидоренко. Славный Сидоренко!

С улыбкой Южаночка перенеслась мыслью в уютную дедушкину квартиру. Милые образы встали перед нею. Вот седая голова дедушки, его добрые глаза, губы. А вот белый чепец и пухлые щечки с ямочками Марьи Ивановны, а вот и знакомые рыжие тараканьи усы. Мысль Южаночки работала все быстрее, а рука машинально набрасывала на бумагу и маленькие глазки, и широкое лицо, и толстые губы, и тараканьи усы. Маленькие пальчики работали усердно. Точка за точкой, черта за чертой и постепенно в центре круга обрисовывалась чья-то смешная усатая физиономия. Последний штрих, последняя точка. И Южаночка далеко отбросила в сторону карандаш.

— Ур-р-ра! Ур-р-ра! Сидоренко вышел! У меня вышел Сидоренко! Как живой, настоящий. О милый! Милый Сидоренко! — хлопая в ладоши закричала она на весь класс.

Кто-то приблизился к ней сзади, положил руку на плечо, и тихий голос зазвучал над ее ухом.

— Чему ты радуешься, дитя мое? И кого это ты нарисовала на бумаге?

Инна обернулась и увидела высокую полную даму в шумящем синем платье, с белой наколкой на седых волосах. Вокруг синей дамы стояли на девочки, Анна Васильевна, учитель, Дуся и с благоговейным молчанием смотрели на нее.

Но ни почтительное отношение окружающих, ни величественный вид высокой представительной дамы не смутили Южаночку. Она схватила седую незнакомку за руку и тем же ликующим голосом кричала, захлебываясь от восторга:

— Ну, посмотрите только на него! Ну, разве он не похож? Ну, совсем, как живой: его волосы щетиной, его усы, его нос и губы. Ах, милый Сидореночко! Таракашка ты мой!