Том 19. От царствования императрицы Екатерины I Алексеевны до царствования императрицы Анны Иоанновны, 1727–1730 гг.

8) Письмо графини Остерман (урожденной Стрешневой) к мужу: «Любимый мой друг, дорогой батюшка Андрей Иванович! От всего моего сердца желаю тебе, моему дорогому, многих лет и доброго здравия. Я тебя поздравляла со вчерашним торжественным праздником в двух моих письмах и ныне еще повторяю: здравствуй, мой батюшка дорогой, и дай бог многие лета тебе, моему другу, жить в добром здоровье и в радости и мне бы тебя, любимого своего друга, видеть поскорее; а я благодарю бога, что сей праздник прошел; я желала, чтоб вся неделя прошла поскорее для того, что мне пуще в праздник тошно и скучно. Сам ты, мой друг, можешь рассудить, есть ли мне причина тужить: праздник такой великий, все веселятся в домах своих с своими мужьями, также с своими сродниками, а я, бедная, теперь одна была. Я вчера у обедни сколько могла крепилась, что в такой великий день не плакать, только не могла укрепить: слезы сами пошли. Когда я поехала от церкви, подумала, что севодни великий праздник, я приеду домой – кто меня встретит? Кто меня ласковым словом утешит? Кто обо мне попеченье имеет? Когда ты, мой друг, при мне был, я приеду домой – ты меня встречаешь с приятными милостивыми словами и имеешь обо мне попечение: Марфушка! Что тебе севодни есть и чтоб тебе было угодно? Ныне кто обо мне так имеет попечение? Когда я сие все стану думать, как я могу, бедная, не плакать? Хотя я надеюсь на бога, что он даст тебе, моему другу, здоровье и даст мне тебя видеть, и ты меня содержишь в неотменной своей милости, однако ж не могу верить, что тебя, милого друга, скоро видеть. Вчера у меня после обедни был Семен Иванович с женою; я просила их, чтоб они обедали у меня: они сказали, что у них дети дома, желают быть с ними обедать. Еще пришел Шуберт поздравствовать, я его удержала обедать; обедали у меня Шуберт и наша мама и я, и это первый раз, что я без тебя обедала в средней горнице. После обеда делать нечего, сидеть не с кем, я, бедненькая, посидела маленько с Федяшей, он ничего не смыслит, пришла к себе и легла на постеле, не вставала до вечерен; после приехал Синявин и жена его, ради их встала с постели и сидела с ними».

(Бумаги Остермана в Государственном архиве)

9) Дело черниговского епископа Иродиона Жураковского с бунчуковым товарищем Лизогубом. Доношение Иродиона св. Синоду: «В доношении епархии моей шостовицкого попа Алексея Незридовича написано: ездил-де он с писмом из консистору к Семену Лизогубу в обиде своей просить, чтоб он заграбленные его кони войтом Лизогубовым ему, попу, возвратил, и, когда о возвращении грабежа только помянул Лизогубу, тогда без всякой причины начал бранить его, попа Алексея, м…, называя блазном и скурвым сыном, злодеем, послежде велел наготовити киов и батожья и принести оные, в яком разе два его, Лизогуба, служители великороссийской породы тыя до побою инструмента принесли и, взяв его, попа, за руки, распяли и держали распятого, сам же он, Лизогуб, многократно прискаковал и порывался с кулачьем хотя бить, но не бил, плювал во очи и, отошедчи в комнаты, велел вести до тюрьмы, но, не ведучи, толко выбить в шию с двора приказал, и выбито. Он же, Лизогуб, моего смирения называл бездельником, чортом и прескаредными поносил словами и те слова велел попу, чтобы мне сказал. Убо хотя на те слова священника отца Алексея и донос его уповати не для чего б, обаче понеже неединократно уже Лизогубом пред паствою поносится имя мое, чрез что и во исправлении церковном кого-либо о том известного наклонити пастырски потрудно, здесь же честь архиерейская в Малой России дешева, и хотя просить, то веема не у кого. Да он же, Лизогуб, возбраняет роковщини по древнему обычаю на препитание давать священникам, виновных, к суду духовному подлежащих, не выдает людей, посилает венчатися людей своих вне епархии моей, за границу, в Польшу, иные ж обвенчани и живых имущие жен; говорил же еще многим людем и сие по некоторым делам: что-де ваш Синод? И он сице архиерею своему в силе, яко не над ним Синод и я не его пастырь; того ради прошу святейшества вашего не мене ради, старца, но чести ради архиерейской в юрода место Лизогубом без зазрения вменяемой и в прочиих церкве противных действиях милостивый его императорского величества указ учинить, без зазрения бо совести мне донесено, и аз доношу». Лизогуб заперся во всем, дело же с священником объяснил так, что священник сам прежде пограбил у его мужиков четырех лошадей и воз с солью, которые, лошади и соль, до сих пор у епископа.

(Архив Мин. юстиции, дела Сената по Малороссийской экспедиции)