Том 19

1)    голосовал за косвенные налоги, отмены которых определенно требует программа партии;

2)    санкционировал кредиты Бисмарку и тем самым пошел против основного принципа нашей партийной тактики: «ни гроша этому правительству».

По обоим пунктам Гирш безусловно прав. После того как Кайзер так разделался, с одной стороны, с программой партии, которой депутаты в силу постановления съезда как бы присягнули, и, с другой стороны, с непреложным, первейшим и основным принципом партийной тактики, подав голос за кредиты Бисмарку в благодарность за закон против социалистов, Гирш, по нашему мнению, имел точно так же полное право выступить против него со всей резкостью.

Мы никак не могли понять, каким образом эта атака против Кайзера могла вызвать в Германии такое сильное раздражение. Теперь Хёхберг рассказывает мне, что «фракция» разрешила Кайзеру выступить так, как он выступил, и тем самым он может считаться оправданным.

Если дело обстоит так, то это уж поистине из рук вон плохо. Прежде всего Гирш, как и никто вообще, не мог знать об этом втайне принятом решении. Далее: тот позор для партии, в котором прежде можно было винить одного Кайзера, благодаря этому обстоятельству только усугубляется, и вместе с тем возрастает значение заслуги Гирша, который открыто и перед всем светом разоблачил пошлую фразеологию и еще более пошлое голосование Кайзера и тем самым спас честь партии. Или в самом деле германская социал-демократия поражена парламентской болезнью и воображает, что на народных избранников снизошел святой дух, превращающий заседания фракции в непогрешимые соборы, а постановления фракции — в ненарушимые догматы?

Грубый промах, конечно, был допущен, но его допустили депутаты, покрывшие своим постановлением выступление Кайзера, а не Гирш. И если те, кто более, чем кто-либо, призваны следить за соблюдением партийной дисциплины, подобным постановлением так безобразно ее нарушают, то тем хуже. Еще хуже, однако, когда осмеливаются думать, что нарушили партийную дисциплину не Кайзер своей речью и голосованием и не депутаты своим постановлением, а Гирш — тем, что он вопреки этому постановлению, ему вдобавок неизвестному, резко обрушился на Кайзера.

Впрочем, несомненно, что по вопросу о покровительственных пошлинах партия заняла ту же нечеткую и нерешительную позицию, которую она занимала по отношению ко всем возникавшим до сих пор конкретным экономическим вопросам, — например, по вопросу об имперских железных дорогах. Это происходит оттого, что партийные органы, особенно «Vorwarts»[104], вместо того, чтобы основательно обсудить эти вопросы, предпочитают рассуждать о структуре будущего общественного строя. Когда вопрос о покровительственных пошлинах после закона против социалистов внезапно приобрел практическое значение, по поводу него возникли самые разнообразные оттенки мнений, и не нашлось никого, кто обладал бы предпосылками для отчетливого и правильного суждения, а именно — знакомством с условиями германской промышленности и ее положением на мировом рынке. К тому же у некоторой части избирателей могли быть протекционистские настроения, — и с этим тоже захотели считаться. Единственный путь из этого хаоса — подойти к вопросу с чисто политической стороны (что и сделала «Laterne») — был оставлен без внимания. Вот почему партия в этих прениях проявила с самого начала шатания, неуверенность и нечеткость и в конце концов, благодаря Кайзеру и вместе с ним, основательно оскандалилась.

Выступления против Кайзера становятся поводом к тому, чтобы на все лады проповедовать Гиршу, что новая газета не должна ни в коем случае подражать выходкам «Laterne», что она должна отличаться не столько политическим радикализмом, сколько принципиально социалистическим направлением и бесстрастностью. При этом Фирек усердствует не меньше, чем Бернштейн; Бернштейн же кажется Фиреку самым подходящим человеком именно потому, что он слишком умерен, так как «не можем же мы теперь идти вперед с развернутым знаменем».