Том 2

Однажды перед вечером, когда Олег хотел развести костер, Илья Васильевич взял ярлыгу, осмотрел ее, попробовал, крепко ли сидит на конце крюк, которым ловят овец за ногу, и спросил:

— Ну, чабан, овцу этой штуковиной изловишь?

— Не пробовал, но смогу, — уверенно ответил Олег. — Что ж тут хитрого? Какую изловить?

— Давай для начала не овцу, а ягненка. — Илья Васильевич прищурил оба глаза. — Вон бери того, что возле матери траву пощипывает.

— Можно! Зараз мы его подцепим!

Олег, высоко подняв ярлыгу, хотел вмиг поймать ягненка — и промахнулся. Овцы шарахнулись во все стороны, смешались, и Олег потерял даже из виду того ягненка, который ему был нужен.

Илья Васильевич наблюдал и посмеивался.

Олег злился, лицо и шея его сделались красными. Теперь он решил пойти на хитрость и подобраться незаметно. Ягненок же оказался дошлым. Он все видел и не подпускал к себе Олега. Измучился Олег, но все же с большим трудом ему удалось схватить свою жертву, а удержать не смог — выскользнула нога, и ягненок убежал.

— Эх ты, чабан! — с упреком сказал Илья Васильевич. — Только стадо распугал. Да и ягненка ты ловил совсем другого.

— Они же все одинаковые! — пробовал оправдаться Олег.

— Это тебе только кажется. Практики нету у тебя, Олег, вот в чем тут дело. — Илья Васильевич взял ярлыгу. — Погляди, как это делается, поучись. Ты идешь вот так, следом за отарой, идешь спокойно, будто тебя ничто не интересует. Овцы все это видят, и они тоже спокойны. Ты тем же безразличным манером подходишь все ближе и ближе, не размахиваешь, а протягиваешь ярлыгу и берешь, как рукой. Вот и вся премудрость!

Ягненок очутился у ног Ильи Васильевича. Он взял его на руки, приласкал, а Олег стоял понуря голову. От стыда он готов был провалиться сквозь землю.

— Ну ничего! — сказал Илья Васильевич, пустив в стадо ягненка. — Жизнь — это наука. Поживешь — и научишься. Так что не расстраивайся и разводи костер. Скоро начнет вечереть.

Костер пахнет кизяковым дымом, горит скудно, то тлеет и сизым дымком курчавится по траве, то вскидывает крохотные язычки пламени. Костром занялся Олег, а Илья Васильевич раскинул бурку, лег на спину и заложил руки за голову. Он смотрел в светлое, с редкими звездами небо. Молодой месяц увеличился, и ночь казалась не такой темной.

— Нагорит жар, — сказал Илья Васильевич, глядя в небо, — положи картошку. Отличная у нас будет вечеря.

И умолк. Олег порылся в сумке, вынул с десяток картофелин и снова стал дуть на костер.

— Эх, сколько раз, бывало, вот так же, как зараз, лежишь среди степи, а в голове бродят всякие думки, — мечтательно, будто сам с собой, говорил Илья Васильевич. — Вокруг тебя блестит трава, поют птицы, посвистывают суслики, звенят сверчки, и никому нет никакого дела до моих думок… Красиво так жить, Олег! Ты один, над тобой вот темное небо, звезды, и чего только не лезет в голову! И уже ты не лежишь, а путешествуешь. Разные города и страны видишь…

Минут пять Илья Васильевич лежал молча. У его головы надсадно кричал кузнечик.

— Иной раз и молодость свою вспомнишь, — заговорил Илья Васильевич. — Вот таким, как ты, заявился в отару. Давно это было. Учиться не довелось: отец погиб в гражданскую войну, я остался с матерью. Пас овец и книжки читал, многое узнал из ветеринарии и зоотехники. Завидую тебе, Олег, что ты поедешь учиться, а потом ученым приедешь к отарам. Вот ты говорил насчет наших колодцев. Болячек у нас, Олег, много. С водой плохо. Даже труб достать не можем, чтобы провести воду на кошару. Вот и об этом думаешь. Я уже говорил твоему дяде, Григорию Афанасьевичу. Ездил он и в район, и в край, хлопотал, да все без толку. Кошары и тесные, и холодные, к зимнему окоту не приспособленные. Зимний приплод сильно выгодный. Ягненок появляется в январе, и, пока стоят холода, он подрастает в тепле, возле матери, сил набирается, а весной ему уже но страшны ни дожди, ни ветры… — Илья Васильевич тяжело вздохнул. — А то начнешь думать про свое чабанское житье. Трудновато оно, необжитое. Живем, как кочевники, месяцами ни кино не видим, ни радио не слышим. Без привычки такая житуха иссушит. Известно, старые чабаны не вечны, им смена нужна. Скоро пора и мне на покой. Евсей Егорович свое отходил, арбичует. Уходить надо, а кому доверишь отару? В чьи надежные руки передашь такое богатство?

— Таким, как я или как Ленька, — сказал Олег.