Том 2

Ленька закрыл глаза. Перед ним стояла Марфутка, заслонив собой и Андрейку и Олега. Худенькая, в ситцевом платьице, она улыбалась, и ее мелкие зубы-пилочки опять рассмешили Леньку. Нет, так может улыбаться только Марфутка, и такие зубы есть только у нее.

Ленька стал замечать, что с Марфуткой ему весело, с нею он даже забывал об Олеге. Вот и сейчас он знал, что ее здесь нет, что он только думает о ней, но видит ее, как живую. И ему стало так приятно, и горьких раздумий точно и не бывало. Почему бы это так? Может, потому, что Ленька остался один, без Олега?

Нет, видно, Олег тут ни при чем. Просто Леньке нравилось быть вместе с Марфуткой, говорить с ней, прислушиваться к ее советам. Вот он и сейчас мысленно спросил ее, одобрит ли она его уход от Андрейки. «Правильно поступаешь, Леша, — ответила она. — И я с ним не останусь. Мы уйдем вместе. Дай твою руку и иди за мной. Я тут все дороги знаю…»

Дальше сон. Они бежали по густой траве. Ноги путались, бежать было тяжело. И вот Ленька упал. Смотрит, возле него волчата и Черныш в крови. Ленька приоткрыл отяжелевшие веки. Сердце колотилось, готово было разорваться. В курень вонзалась все такая же косая лента света… Ленька прислушался. Тишина и покой вокруг.

И вдруг тишину разорвал страшный треск. Это овцы шарахнулись с такой силой, что повалили изгородь. Леньке показалось, что рушится курень. Железный лязг зубов, хрипящий лай… С кем-то сцепились волкодавы. Схватка была короткая, да и вся странная сутолока на стойле длилась не больше минуты.

Ленька растормошил Андрейку. Тот, продирая глаза, спросонья ничего не мог понять. Но рука его сама потянулась к пистолету, и когда Андрейка выскочил из куреня, тут же раздался оглушительный выстрел.

— Улизнул, черт! — Андрейка выругался. — Погляди, как чешет!

Ленька видел, как волкодавы, точно опережая друг друга, что есть мочи наседали на волка. И все же догнать его было трудно. Вот он вскочил в Суркульский яр. В это время там раздался ружейный выстрел, похожий на удар арапника. Собаки тоже пропали из виду. На стойле воцарилась тишина. Овцы и ягнята все еще теснились у поваленной изгороди, дышали тяжело. Глаза у них налились кровью, стали большие и светились тревожным синим блеском.

— Что это было, Андрейка?

Ленька переступал с ноги на ногу, боялся, чтобы Андрейка не заметил, как дрожат у него колени.

— Разве не видно? — Андрейка вертел в руках пистолет. — Тут и дурак поймет. Самый обыкновенный налет. Вот, черт серый, удрал!

— А кто стрелял в Суркульском яру?

— Наверно, дед Евсей. Кто ж еще! — Андрейка подбрасывал на руке пистолет, хмурился. — Еще сюда приплетется. Это такой старик, что нюхом учует наш секрет. Так что, Леня, надо постараться не впустить его в курень.

В самом деле вскоре пришел дед Евсей, держа ружье на руке. Старик был опечаленный, молчаливый. Не поздоровался, не сказал ни слова. Молча обошел вокруг сбившихся в кучу овец и уселся возле куреня. С ним вернулись и собаки, с еще вздыбленными загривками, разгоряченные бегом, злые от неудачи. Дед Евсей сворачивал цигарку. Ему и в голову не приходило, что у него за спиной под мешком лежали волчата. А может быть, он все знал и нарочно молчал. Вот покурит, отдохнет и полезет в курень. Приоткроет мешок. Что тогда? Ленька старался не смотреть на деда Евсея. Было стыдно.

— Как же это вы, дедусь, промахнулись? — участливо спросил Андрейка, подсаживаясь к деду. — Просто удивительно! Вы такой отличный стрелок. И я поздновато выскочил из куреня. Не мог взять на мушку.

— Помолчи, герой! — дед Евсей устало закрыл глаза. — Пойдите с Ленькой и каждую овцу хорошенько осмотрите. Может, есть ранения.

Направляясь к изгороди, Андрейка шепнул Леньке:

— Это он нарочно послал нас овец осматривать, а сам полезет в курень.

Ленька ничего не сказал и прошел в базок. Андрейка стоял у ворот. Выпускали из базка поодиночке — сперва матку, а потом ягненка. Андрейка хватал овцу за уши, искал на низкой, стриженной шерсти кровяное пятно. Так пропустили весь сакман. К счастью, не обнаружили даже царапину.

Андрейка радостно крикнул:

— Дедусь! Полный порядок!

Еще больше Андрейка обрадовался тому, что дед Евсей все так же сидел возле куреня и курил. «Хорошо, — подумал Андрейка, — про волчат он ничего не знает…»

— Твое, Андрейка, счастье, — сказал дед Евсей, — что она не успела сигануть в стойло. Ох и устроила бы тебе порядок! Век бы помнил.

— Дедусь, а это была волчица? — с дрожью в голосе спросил Андрейка. — Неужели волчица? Быть того не может.

— Безошибочно она. Я-то ее хорошо приметил. За версту увижу — не ошибусь. И скок у нее саженный, и сама длиннющая. — Старик покашлял, пожевал беззубым ртом. — В том, что это была волчица, у меня сомнений нету. Сомневаюсь, Андрейка, в другом — в ее смелости. Непонятно, как же это она могла решиться оставить волчат и так смело броситься на сакман? Один волк, даже самый матерый, на трех собак не пойдет. Кормящая волчица тем более не станет идти на такой риск. Тут, Андрюха, есть какая-то загадка. А какая именно — не могу придумать.