Том 2

Андрей. Так. В Каменевской МТС. Там у меня было другое. Туда я ездил уже с четвертого курса. Тоже на уборку. Ну, там меня использовали не как специалиста, а просто прикрепили уполномоченным к комбайну. Убирали мы сортовой участок, семена. И вот налетел один толкач из района. Завтра пятидневная сводка, ночью надо как можно больше зерна отправить на элеватор — заставляет колхозников везти эту сортовую пшеницу. Два года колхоз выводил свои семена, сорт признали очень хорошим, высокоурожайным, и — гони его на элеватор, сыпь в общую кучу! Я не дал. «Вы, говорю, уполномоченный, и я здесь тоже уполномоченный, и не позволю такими глупостями заниматься!» А тут и агроном разволновался, подъехал председатель, тоже набрался храбрости. В общем, не дали мы ту сортовую пшеницу пустить в хлебозаготовку. Ночью нам подбросили еще один комбайн, переключили всё на другие участки и оттуда возили зерно на элеватор. Не знаю, что потом этот человек рассказал обо мне в районе. В письме написано, что мне там строгий выговор объявили. Это неправда. Никакого выговора не было, но дали мне такую характеристику с практики, что хоть не появляйся с нею в институте. Волчий билет. Я пошел в обком. Несколько раз ходил, потом меня принял секретарь обкома. Я рассказал ему все, как было. Он звонил в Каменевку, а те ничем не могут подтвердить характеристику. Не дал вывезти сортовые семена — только всего. Он страшно возмутился, порвал ее на моих глазах, ругался. В общем, дня через три я получил по почте совсем другую характеристику. Вот что было в Каменевской МТС.

Молчание.

Шубин. А все-таки ты, Андрей Николаич, скрыл это, не написал в автобиографии, когда поступал к нам.

Андрей пожимает плечами.

А, впрочем, чего ж писать, самому на себя пятно класть, поскольку все это другим концом обернулось? (Оглядывает собрание). А?..

Андрей. И я так подумал. Ведь отменено же все.

Степан Романович. А расскажи, товарищ Глебов, кто это написал на тебя анонимку из Каменевского района? Что за приятель такой?

Андрей. Я не могу точно утверждать, что именно он, но догадываюсь. Больше некому. Был такой парень, вместе с ним учились, сейчас он в Каменевской МТС работает, на такой же должности, как и я здесь. Вот он прочитал в областной газете статью товарища Лошакова, узнал мой адрес, видит, что у меня тут большие неприятности, решил еще добавить… Что за человек? Очень грязный человек. Получал повышенную стипендию по подложным справкам, живого отца сделал покойником по документам. Брал у наших студенток деньги и не отдавал. Одну зиму я жил с ним в общежитии в одной комнате. Дня не проходило, чтоб не поругались. Только и разговору было: деньги, деньги, деньги. Кто как устроился, кто выгодно женился, кто сколько зарабатывает.

Шубин. Это вы с ним девушку не поделили?

Андрей. С ним. Но за девушку он никак не может на меня обижаться. Она же не вышла за меня… О ребенке еще раз говорю: не бросал я нигде никаких детей. Это уж он просто из пальца высосал. Решил — гадить так гадить. Я дам адрес этой девушки, напишите ей. Она уже замужем. Не я виноват, что она не захотела со мной регистрироваться, не поехала в село. Она хоть и немножко такая, легкомысленная, но совесть у нее есть, напишет вам правду, врать не будет.

Пауза. Андрей сел.

Коммунист. Да… Такие-то дела…

Лошаков(поднимает руку). Разрешите, товарищ Соловьев? (Встает.) Для меня это все новость — письмо, исключение из института, брошенные дети. Меня перед собранием никто об этом не информировал. Пусть не все было так, как объяснил нам сейчас товарищ Глебов, но в данный момент нам не представляется возможность проверить его утверждения. Это нужно было раньше сделать, товарищ Соловьев, такую проверочку! Написать в институт, в Каменевскую МТС, той девушке или женщине, о которой здесь говорилось, а потом уж выносить все на широкое обсуждение. Ну ладно, оставим это пока. Меня удивляет, почему товарищ Глебов ни слова не сказал о самом главном?

Андрей. А что самое главное?

Лошаков(развернув газету, указывает на свою статью). Вот. Ваша агитация против МТС. Об этом пишет областная газета. Не обращайте внимания на подпись. Тут могла бы стоять подпись и не «Лошаков», а, скажем, «Сидоров» или «Иванов». Пока статья или заметка только написана, она является личным достоянием автора, выражает только его личное мнение. Но с той минуты, как она напечатана в газете, это уже слово органа областного комитета партии. Что вы на это ответите?

Коммунист. Да что ему об этом говорить! Он написал объяснение, мы его все читали, и вашу статью, товарищ Лошаков, мы читали. Что двадцать раз об одном и том же! Давайте прямо обсуждать!

Лошаков. Правильно. Давайте обсуждать. (Сел.)

Соловьев. Кто хочет взять слово?