Том 2

Костромин. И еще помнить надо о том, что не всегда интересы забастовки могут совпадать с интересами революции. Иногда бывают такие положения, когда бастующие должны прервать стачку…

Фетисыч. А это врешь.

Костромин. Нет, брат, не вру.

Фетисыч. Врешь, малый, врешь. В Москве так бастовали, что вода не подавалась, и рабочий класс тоже мучился, но интересов стачки не предавал. Ты, кажется, свою мысль имеешь — не трудись. Какие у тебя интересы, революционные или капиталистические, я не знаю, но не трудись. Поезд до окончания забастовки с места не сдвинется.

Костромин. Сдвинемся, механик. (Уходит.)

Фетисыч. Погляди на него… безумный человек.

Входит корнет, и за ним — денщик с сапожными щетками в руках.

Корнет(оглядевшись по сторонам, с озлоблением и нарочито). Болван, что стоишь, выпятивши глазищи? Ты чему радуешься, скотина?

Денщик. Никак нет, ваше благородие, я не радуюсь… я смотрю.

Корнет. А куда смотришь?

Денщик. Не могу знать, ваше благородие.

Корнет. Врешь, подлец, ты на забастовщиков смотришь.

Денщик. Никак нет, я на них не смотрю.

Корнет. Кто есть забастовщик?

Молчание.

Никита, отвечай. Во весь голос.

Денщик. Забастовщик есть заклятый враг престола, царя и отечества.

Корнет. Молодец.

Денщик. Рад стараться.

Корнет. А теперь чисть сапоги мне.

Денщик. Слушаюсь, ваше благородие.

Костромин быстро направляется к корнету, но его догоняет Тася.

Тася. Гриша, не ввязывайтесь.

Костромин(как бы очнувшись). Да, вы правы, мне не надо. Приходится все время держать себя в руках. Но как я понимаю Юлая!

Тася. Гриша, вы уедете.

Костромин. Как? Разве забастовка кончилась… провалилась?.. Тогда лучше не ехать.

Тася. Нет, не кончилась, но вы уедете.

Костромин. Каким образом?

Тася. Я переговорила с Акафистовым. Он для меня на многое способен… и он обещал.

Костромин. Тася, неужели вы ему сказали, что в этом поезде едет рабочая дружина?

Тася. А как же не сказать! Он сам политический.

Костромин. Тася, что вы наделали?!

Тася. Ничего плохого. Все будет очень хорошо.

Костромин. Если Акафистов и не предатель, то трус. Я сию минуту видел, какой он трус, какой лакей… Что вы наделали, Тася!

Тася(испуганно). Я думала только о том, чтобы помочь… Неужели я ошиблась?

Костромин. Вы меня провалили. Но будь я один — беда невелика. За мною добрая сотня людей, которые едут на помощь большому рабочему восстанию.

Тася. Акафистов дал мне клятвенные слова.

Костромин. Я повторяю, он лакей и трус… и партия его лакейская и трусливая. Вы не виноваты, нет. Я виноват, что не подготовил вас, не научил искусству конспирации.

Тася. Что же вы будете делать?

Костромин. Любой ценой, хотя бы ценой жизни надо вывезти дружинников отсюда.

Занавес

Действие второе

Картина первая

Продолжение того же дня. Светлое, безоблачное небо. Тепло. На платформе перед поездом. Группами и в одиночку прохаживаются пассажиры. Здесь появляется Акафистов, и за ним издалека следит Тася. Прошли. Явились и останавливаются парень с балалайкой и его спутники.

Один из спутников. Ударь, Егор, на радостях что-нибудь политическое.

Парень с балалайкой. «Было дело»?

Один из спутников. Ударь «Было дело».

Парень с балалайкой. Ударим… (Запел под балалайку.)

«Было дело под Артуром[95]

,Дело скверное, друзья.
Тоги, Ноги, Камемуры
Не давали нам житья».

В это же время проходит раненый морской офицер с группой пассажиров. К парню с балалайкой подходит один из пассажиров.

Пассажир. Не стоит, фабричный, брось. Видишь офицера? Был под Порт-Артуром. Ранен. Тяжело им эти песни слушать.

Парень с балалайкой. Ежели раненый, то не стоит. И впрямь это обидно.

Голос. Не солдат ведь, а офицер… валяй… Пассажир. Лейтенант Шмидт[96] тоже офицер.

Голос. Тоже правда.

Пассажир отходит. Фабричные с озорством поглядывают по сторонам.

Один из спутников. Ударь, Егор, «Раз прислал мне…».

Парень с балалайкой. С нашим удовольствием. (Поет.)