Фрунзе. А где же артисты?
Человек в черкеске. Здесь рядом, на подводах сидят.
Фрунзе
Благодарю вас, Никита Ларионович, благодарю за воинскую точность. Вы сами знаете, мы платим головами за наше ротозейство. Артисты не капризные попались?
Будьте здоровы.
Человек в черкеске. Благодарю. Нет, они подходящие. Латались ко мне — выпить. Я не сдал… Искусство ихнее, конечно, это позволяет. Один все мычал… ну прямо как козел, ей-богу: «Миа-ма… миа-ма»… Что за манера, не понимаю. А человек серьезный, полный.
Фрунзе
Человек в черкеске
Фрунзе. Интеллигенция, Никита Ларионович, большая сила. Вы кровь по капле отдадите по слову Ленина, а он интеллигент…
Человек в черкеске. А вы, Михаил Васильевич, тоже ведь вышли из студентов?
Фрунзе. Да.
Человек в черкеске. А правду говорят про вас, что вы в тюрьме, перед казнью, какой-то язык учили?
Фрунзе. Да, такой случай был.
Человек в черкеске. Какой же вы язык учили?
Фрунзе. Английский. Представьте себе, что на том свете русского языка не понимают. Как же быть?
Актеры. О да… О да…
Фрунзе
Артист в зеленом шарфе. Трагические роли. Могу показать с партнерами некоторые сцены принца Гамлета.
Фрунзе. Прекрасно, превосходно. Я люблю образ этого принца, но Гамлет слишком уж пессимистичен. Вы не находите? Скажите, например, Чапаеву: «Быть или не быть?» Он вас, пожалуй, арестует. Вы нам нужны как снаряды… поверьте мне… снаряды оптимизма. Смелость, говорят, города берет, а смелость — это оптимизм, а оптимизм — победа. Не надо Гамлета, уж я прошу вас.
Артист в зеленом шарфе. Так что ж, «Ваньку-ключника»[123] читать?
Фрунзе. А что? Превосходный малый был этот Ванька-ключник. Ведь князю-то он все же нос утер, рога наставил. Народ не увядает на войне. Вас будут на руках носить за час открытого свободного веселья. В трагические времена трагедии не потрясают, а раздражают. Здесь ужасов достаточно жизненных, реальных. Я за комедию!
Бас. Как сами можете судить по моим данным, я бас, а не комический актер. Но я могу выступать и с общедоступными вещами, подобными «Блохе»[124].
Фрунзе. Вот видите — «Блоха». Это же чудесно.
Бас. А нас напутствовали по-другому… нам предлагали репертуар серьезный, значительный и, между нами говоря, довольно скучный.
Фрунзе. Вы будете в полках, увидите людей, которые бывали сорок раз в аду, вы там поймете, как восхитителен наш русский человек в его языческой способности жить… В ужасных положениях, в кошмарных положениях, честное слово, он вам отмочит такую штуку, что диву дашься. Нет, вы, пожалуйста, поверьте мне, что темы постные и трогательные там никак не пойдут. Мы жизнерадостные люди.
Колоратурное сопрано. А что же делать колоратурному сопрано?
Фрунзе. Петь, конечно. Любовь — пожалуйста. И лирика, и птички, и луна. Все это касается переживаний каждого бойца. Простите, что я так утилитарен, деловит, — идет война, кровавая, грозная, и оттого я так настойчив.
Бас. О да… мы хорошо поняли. Мы переделаем весь наш репертуар.
Фрунзе. Но неужели все же нет среди вас, друзья, ни одного комика? Комического таланта, я повторяю, нет? Комика…
Комик
Фрунзе. О… какая радость.
Комик. Чаркин-Рамодановский.
Фрунзе. Как?
Комик. Чаркин-Рамодановский.
Фрунзе. Чаркин?
Комик. Уловили.
Фрунзе. Гришка?
Комик. Уловили?
Фрунзе. Технолог?
Комик. Уловили?
Фрунзе. Неужели ты меня не узнаешь?