Том 2

— Скажите, что он не просыпался. Ну, там что-нибудь. Предоставляю это вам. — Он поспешно вернулся к Грэхэму. — Вам необходимо поскорее одеться. Вам нельзя оставаться здесь… Это невозможно…

Он опять куда-то торопливо удалился, не отвечая на вопросы Грэхэма. Вскоре он вернулся.

— Я не могу объяснить вам, что здесь происходит. Этого в двух-трех словах не расскажешь. Через несколько минут вам сделают одежду. Да, через несколько минут. А тогда я смогу увести вас отсюда. Волнения скоро кончатся.

— Но этот шум. Они кричат…

— Про Спящего? Это про вас. Они свихнулись, что ли. Я ничего не понимаю. Решительно ничего!

Пронзительный звон прорезал глухой отдаленный шум и крики. Толстяк подбежал к какому-то аппарату в углу зала. С минуту он слушал, глядя в стеклянный шар, и иногда кивал утвердительно головой, потом произнес несколько неясных слов; закончив переговоры, он подошел к стене, через которую недавно удалились двое. Часть стены поднялась, подобно занавесу, но он остановился, что-то выжидая.

Грэхэм поднял руку и с удивлением заметил, что силы к нему возвратились. Он спустил с ложа сначала одну ногу, потом другую. Головокружения как не бывало. Едва веря такому быстрому выздоровлению, Грэхэм сел и принялся себя ощупывать.

Русобородый вернулся с балкона. Перед толстым незнакомцем опустился лифт, и из него вышел седобородый худощавый человек в узкой темно-зеленой одежде со свертком в руках.

— Вот и портной, — проговорил толстяк, указывая на вошедшего. — Теперь вам больше не понадобится этот черный плащ. Я не понимаю, как он попал сюда. Но нельзя терять времени. Поторопитесь! — обратился он к портному.

Старик в зеленом поклонился и, приблизясь, сел рядом с Грэхэмом. Держался он спокойно, но в глазах у него светилось любопытство.

— Моды сильно изменились, сир, — сказал он и покосился на толстяка. Потом быстро развернул сверток, и на его коленях зарябили яркие материи. — Вы жили, сир, в эпоху, так сказать, цилиндрическую, эпоху Виктории. Полушарие шляп. Всюду правильные кривые. Теперь же…

Он вынул приборчик, по размеру и наружному виду напоминающий карманные часы, нажал кнопку, и на циферблате появилась небольшая человеческая фигурка в белом, двигавшаяся, как на экране. Портной взял образчик светло-синего атласа.

— Вот мой выбор, — обратился он к Грэхэму.

Толстяк подошел и, встав около Грэхэма, произнес:

— У нас очень мало времени.

— Доверьтесь моему вкусу, — ответил портной. — Моя машина сейчас прибудет. Ну, что вы скажете?

— А что это такое? — спросил человек девятнадцатого столетия.

— В ваше время портные показывали своим клиентам модные журналы, — ответил портной, — мы же пошли дальше. Смотрите сюда. — Маленькая фигурка повторила свои движения, но уже в другом костюме. — Или это. — И на циферблате появилась другая фигурка в более пышном одеянии.

Портной действовал очень быстро и нетерпеливо посматривал в сторону лифта.

Легкий шум — и из лифта вышел анемичный, похожий на китайчонка подросток, с коротко остриженными волосами, в одежде из грубой ткани светло-синего цвета; он бесшумно выкатил на роликах какую-то сложную машину. Портной отложил кинетоскоп, отдал шепотом какое-то приказание мальчику, который ответил гортанным голосом что-то непонятное, и попросил Грэхэма встать перед машиной. Пока мальчик что-то бормотал, портной выдвигал из прибора ручки с небольшими дисками на концах; эти диски он приставил к телу Грэхэма: к плечу, к локтю, к шее и так далее, около полусотни дисков.

В это время на лифте позади Грэхэма в зал поднялись еще несколько человек. Портной пустил в действие механизм, части машины пришли в движение, сопровождаемое слабым ритмическим шумом; затем он нажал рычаги и освободил Грэхэма. На него накинули черный плащ, русобородый подал ему стакан с подкрепляющей жидкостью; выпив ее, Грэхэм заметил, что один из новоприбывших, бледный юноша, смотрит на него особенно упорно.

Толстяк, нетерпеливо расхаживавший все время по залу, вошел под арку и направился к балкону, откуда по-прежнему доносился глухой, прерывистый гул. Коротко остриженный мальчуган подал портному сверток светло-синего атласа, и оба принялись всовывать материю в машину, растягивая ее так, как растягивали в девятнадцатом столетии рулоны бумаги на печатных станках. Затем бесшумно откатили машину в угол комнаты, где висел провод, закрученный в виде украшения. Включив машину, пустили ее в ход.

— Что они там делают? — спросил Грэхэм, указывая на них пустым стаканом и стараясь не обращать внимания на пристальный взгляд новоприбывшего. — Этот механизм приводится в движение какой-то энергией?

— Да, — ответил русобородый.

— Кто этот человек? — спросил Грэхэм, указывая рукой под арку.

Человек в пурпуровой одежде потеребил в замешательстве свою маленькую бородку и ответил, понизив голос: