Парменид. Значит, существуют обе эти идеи – великость и малость. Ведь если бы они не существовали, они не могли бы быть противоположны одна другой и пребывать в существующем.
Аристотель. Не могли бы.
Парменид. Но если в едином пребывает малость, то она содержится либо в целом, либо в его части.
Аристотель. Непременно.
Парменид. Допустим, что она пребывает в целом. Не будет ли она в таком случае либо равномерно простираться по всему единому, либо охватывать его?
Аристотель. Очевидно, будет.
Парменид. Но, простираясь равномерно по единому, не окажется ли малость равна ему, а охватывая его – больше, чем оно?
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Выходит, что малость может быть равной чему-либо или больше чего-либо и выступать в качестве великости или равенства, а не в качестве самой себя.
Аристотель. Нет, это невозможно.
Парменид. Итак, малость не может находиться в целом едином, разве только в его части.
Аристотель. Да.
Парменид. Однако и не во всей части, иначе роль малости будет та же, что и в отношении к целому, то есть она будет или равна или больше той части, в которой будет находиться.
Аристотель. Да, непременно.
Парменид. Итак, малость никогда не будет находиться ни в чем из существующего, раз она не может пребывать ни в части, ни в целом; и значит, не будет ничего малого, кроме самой малости.
Аристотель. Выходит, что не будет.
Парменид. Следовательно, в едином не будет и великости: ведь тогда окажется бульшим нечто другое, помимо самой великости,
а именно то, в чем будет содержаться великость, и вдобавок при отсутствии малости, которую это великое должно превосходить, если оно действительно велико. Но последнее невозможно, так как малость ни в чем не находится.
Аристотель. Верно.
Парменид. Но сама великость больше одной только малости и сама малость меньше одной только великости.
Аристотель. Конечно.
Парменид. Следовательно, другое не больше и не меньше единого, так как оно не содержит ни великости, ни малости; далее, эти последние обладают способ пастью превосходить и быть превосходимыми не по отношению к единому,
а лишь по отношению друг к другу; и наконец, единое тоже не может быть ни больше, ни меньше великости и малости, а также другого, так как и оно не содержит в себе ни великости, ни малости.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Итак, если единое не больше и не меньше другого, то не необходимо ли, чтобы оно его не превышало и им не превышалось?
Аристотель. Необходимо.
Парменид. Но совершенно необходимо, чтобы то, что не превышает и не превышается, было равной меры, а, будучи равной меры, было равным.
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Далее, и само единое будет находиться в таком же отношении к самому себе; поскольку оно не содержит ни великости, ни малости, оно не будет превышаться самим собой и не превысит себя, но, будучи равной меры, будет равно самому себе.
Аристотель. Конечно.
Парменид. Следовательно, единое будет равно самому себе и другому.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Далее, находясь в самом себе, единое будет также извне окружать себя и, как окружающее, будет больше себя, а как окружаемое – меньше. Таким образом, единое окажется и больше и меньше самого себя.
Аристотель. Да, окажется.
Парменид. Не необходимо ли также, чтобы вне единого и другого не было ничего?
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Но существующее должно же всегда где-нибудь находиться[23].
Аристотель. Да.
Парменид. А разве находящееся в чем-либо не будет находиться в нем, как меньшее в большем? Ведь иначе одно не могло бы содержаться в другом.
Аристотель. Конечно, нет.
Парменид. А так как нет ничего, кроме другого и единого, и они должны в чем-то находиться, то разве не необходимо, чтобы они либо находились друг в друге – другое в едином или единое в другом, либо нигде не находились?
Аристотель. Видимо, да.
Парменид. Поскольку, стало быть, единое находится в другом, другое будет больше единого, как окружающее его, а единое, как окружаемое, меньше другого; поскольку же другое находится в едином, единое на том же самом основании будет больше другого, а другое – меньше единого.
Аристотель. Выходит, так.
Парменид. Следовательно, единое и равно, и больше, и меньше самого себя и другого.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Далее, Коль скоро оно больше, меньше и равно, то в отношении к себе самому и к другому оно будет содержать столько же, больше и меньше мер, – а если мер, то и частей.
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. Но, содержа столько же, больше и меньше мер, оно, следовательно, и численно будет меньше и больше самого себя и другого, а также равно самому себе и другому тоже численно.
Аристотель. Каким образом?