— Интересно, — неожиданно сказал он, — куда отправится этот балет после Аргентины?
Он никогда не упускал случая напоминать ей об этом, так как знал, что Уинифрид все ещё страдает слабостью если и не к Дарти, то к тому, чтобы не сплетничать о нём публично. Хотя выражать восхищение было не в его натуре, он не мог не признать, что она превосходно держит себя со своими детьми, которые, словно голодные птенцы, требующие пищи, жадно приставали к ней с расспросами об отце, — к тому же Имоджин только что начала выезжать в свет, а Вэл очень нервничал из-за всей этой истории. Сомс чувствовал, что и Уинифрид в этом деле больше всего считалась с Вэлом, потому что она, конечно, любила его больше всех других. Этот мальчишка может помешать разводу, если он вобьёт себе это в голову. И Сомс тщательно старался, чтобы до племянника не дошло, что предварительное судебное разбирательство уже близко. Он даже решился на большее. Он пригласил его обедать в «Смену» и, когда Вэл закурил сигару, заговорил с ним о том, что, по его мнению, было ближе всего сердцу племянника.
— Я слышал, — сказал он, — что тебе хочется играть в поло в Оксфорде?
Вэл принял менее небрежную позу.
— Да, очень, — сказал он.
— Так вот, — продолжал Сомс, — это очень дорогое удовольствие. Твой дед вряд ли согласится на это, пока у него не будет уверенности, что он избавился от другого постоянного расхода.
И он замолчал, чтобы посмотреть, понял ли, племянник, что он хотел этим сказать.
Глаза Вэла спрятались под густыми тёмными ресницами, но его большой рот искривился лёгкой гримасой.
— Я полагаю, вы имеете в виду папу, — пробормотал он.
— Да, — сказал Сомс, — боюсь, что это зависит от того, будет ли он по-прежнему для него обузой, или нет.
И больше он ничего не сказал, предоставив Вэлу подумать об этом.