Том 2

Утро было туманное, и слегка морозило, но пока Вал лёгкой рысью пробирался к Роухэмптон-Гейт, откуда можно было уже галопом пуститься к условленному месту встречи, выглянуло солнышко. Настроение Вэла быстро подымалось. В событиях нынешнего утра не было ничего особенно ужасного, если не считать, конечно, этого оскорбительного вмешательства в их частную жизнь. «Если бы мы были обручены, — думал он, — тогда что бы ни случилось, мне было бы все равно». Чувства его не отличались от чувств большинства людей, которые клянут брак со всеми его последствиями, а сами торопятся жениться. И он мчался галопом по засохшей прошлогодней траве Ричмонд-парка, боясь опоздать. Но он снова оказался один на условленном месте, и эта вторичная измена Холли ужасно расстроила его. Он не может уехать сегодня, не повидав её! Выехав из парка, он направился к Робин-Хиллу. Он все колебался, кого ему спросить. А вдруг вернулся её отец или окажутся дома сестра или брат? Он решил рискнуть и спросить сначала про всех домашних, тогда, если ему повезёт и их не окажется дома, будет вполне естественно под конец справиться о Холли. Если же кто-нибудь из них дома, у него будет спасительный предлог, что он просто ехал верхом и решил заглянуть к ним.

— Дома только одна мисс Холли, сэр.

— О, благодарю вас. Разрешите, я поставлю лошадь на конюшню, и доложите, пожалуйста, мисс Холли: её кузен, мистер Вэл Дарти.

Когда он вернулся, она была в гостиной, смущённая, с пылающими щеками. Она повела его в дальний конец комнаты, и они уселись на широком диване у окна.

— Я так беспокоился, — вполголоса сказал Вал. — Что случилось?

— Джолли знает о наших прогулках.

— Он дома?

— Нет, но я думаю, что он скоро вернётся.

— Ну, тогда!.. — воскликнул Вал и с отчаянной решимостью схватил её за руку.

Она попыталась отнять её, ей не удалось; она перестала сопротивляться и робко посмотрела на него.

— Прежде всего, — сказал он, — мне нужно вам сказать одну вещь о моей семье. Мой отец, видите ли, не совсем… то есть я хочу сказать, что он бросил мою мать, и теперь они хотят добиться развода, и поэтому ему предписано вернуться домой, вы понимаете, завтра об этом будет в газетах.

Глаза её потемнели, расширившись от испуга и любопытства; её рука стиснула его руку. Но Вэл уже вошёл в азарт и стремительно продолжал:

— Конечно, сейчас во всём этом пока нет ничего такого, но, наверно, ещё будет до того, как все кончится: бракоразводные процессы, вы знаете, ужасная гадость. И я хотел вам сказать, потому что, потому… чтобы вы знали… если, — и он начал заикаться, глядя в её испуганные глаза, если… если вы будете душечкой, Холли, и полюбите меня. Я вас так люблю, и я хочу, чтобы мы обручились. — У него все это вышло так нескладно, что он готов был поколотить себя; упав на колени, он старался приблизиться к этому нежному, взволнованному личику. — Вы любите меня, да? Если не любите, я…

Наступила минута молчания и ожидания, такого напряжённого, что ему казалось, он слышит где-то далеко на лужайке звук косилки, словно там ещё была трава, которую можно было косить. Потом она качнулась вперёд, её свободная рука коснулась его волос, и он вздохнул:

— О Холли!

В ответ прозвучало очень нежно:

— О Вэл!

Он представлял себе эту минуту в мечтах, но в мечтах всё это происходило всегда в повелительном наклонении, он видел себя властным юным возлюбленным, а теперь он чувствовал себя робким, растроганным, дрожащим. Он боялся подняться с колен, чтобы не нарушить очарования; боялся пошевельнуться, как бы она не отшатнулась, не отреклась от своей уступчивости — вся трепещущая в его объятиях, с опущенными веками, к которым тянулись его губы. Глаза её открылись и словно увлажнились чуть-чуть; он прижался губами к её губам. Вдруг он вскочил: он слышал шаги и какой-то сдавленный возглас. Он оглянулся. Никого! Но длинные портьеры, закрывавшие выход в холл, ещё дрожали.

— Боже! Кто бы это мог быть?

Холли тоже вскочила.

— Джолли, наверно, — прошептала она.

Вэл сжал кулаки и собрал всю свою решимость.

— Отлично! — сказал он. — Мне теперь все равно, раз мы помолвлены.

И он большими шагами подошёл к портьерам и раздвинул их. В холле у камина стоял Джолли, с явной нарочитостью повернувшись к ним спиной. Вэл сделал к нему несколько шагов. Джолли обернулся.

— Прошу прощения за то, что я нечаянно слышал, — сказал он.

Вэл, сколько бы ни старался, не мог преодолеть своего невольного восхищения им в эту минуту: лицо Джолли было ясно, голос спокоен, он держался с необыкновенным достоинством, словно повинуясь какому-то принципу.

— Что ж! — сказал Вэл отрывисто. — Вас это не касается.

— О! — сказал Джолли. — Идёмте-ка сюда, — и он пошёл через холл.

Вэл последовал за ним. У дверей кабинета он почувствовал, как кто-то тронул его за руку; голос Холли сказал:

— Я тоже иду.

— Нет, — сказал Джолли.

— Да, — сказала Холли.