Том 2

Короче: еврейская нация перестает существовать — стало быть, не для кого требовать национальной автономии. Евреи ассимилируются.

Взгляд этот о судьбе евреев, как нации, не нов. Его высказал Маркс еще в сороковых годах,[202][148] имея в виду, главным образом, немецких евреев. Его повторил Каутский в 1903 году,[203] имея в виду русских евреев. Теперь его повторяет Бауэр относительно австрийских евреев, с той, однако, разницей, что у него отрицается не настоящее, а будущее еврейской нации.

Невозможность сохранения евреев, как нации, Бауэр объясняет тем, что “евреи не имеют замкнутой колонизационной области”.[204] Объяснение это, в основе правильное, не выражает, однако, всей истины. Дело, прежде всего, в том, что у евреев нет связанного с землей широкого устойчивого слоя, естественно скрепляющего нацию не только как ее остов, но и как “национальный” рынок. Из 5–6 миллионов русских евреев только З-4 процента связаны так или иначе с сельском хозяйством, Остальные 96 % заняты в торговле, промышленности, в городских учреждениях и, вообще, живут в городах, причем, рассеянные по России, ни в одной губернии не составляют большинства.

Таким образом, вкрапленные в инонациональные области в качестве национальных меньшинств, евреи обслуживают, главным образом, “чужие” нации и как промышленники и торговцы, и как люди свободных профессий, естественно приспособляясь к “чужим нациям” в смысле языка и пр. Все это, в связи с растущей перетасовкой национальностей, свойственной развитым формам капитализма, ведет к ассимиляции евреев. Уничтожение “черты оседлости” может лишь ускорить ассимиляцию.

Ввиду этого вопрос о национальной автономии для русских евреев принимает несколько курьезный характер: предлагают автономию для нации, будущность которой отрицается, существование которой нужно еще доказать!

Тем не менее. Бунд стал на эту курьезную и шаткую позицию, приняв на своем VI съезде (1905 г.) “национальную программу” в духе национальной автономии.

Два обстоятельства толкали Бунд на такой шаг.

Первое обстоятельство — это существование Бунда как организации еврейских с.-д. рабочих и только еврейских. Еще до 1897 г. с.-д. группы, работавшие среди еврейских рабочих, ставили себе целью создание “специально еврейской рабочей организации”.[205] В 1897 году они создали такую организацию, объединившись в Бунд. Это еще в то время, когда российская социал-демократия, как целое, фактически не существовала. С тех пор Бунд непрерывно рос и расширялся, все более выделяясь на фоне серых дней российской социал-демократии… Но вот наступают девятисотые годы. Начинается массовое рабочее движение. Растет польская с.-д. и втягивает в массовую борьбу еврейских рабочих. Растет российская с.-д. и привлекает к себе “бундовских” рабочих. Национальные рамки Бунда, лишенные территориальной базы, становятся тесными. Перед Бундом вопрос: либо раствориться в общей интернациональной волне, либо отстоять свое самостоятельное существование, как экстерриториальной организации. Бунд выбирает последнее.

Так создается “теория” Бунда, как “единственного представителя еврейского пролетариата”.

Но оправдать эту странную “теорию” как-нибудь “просто” становится невозможным. Необходима какая-либо “принципиальная” подкладка, “принципиальное” оправдание. Такой подкладкой и оказалась культурно-национальная автономия. Бунд и ухватился за нее, позаимствовав ее у австрийской с.-д. Не будь такой программы у австрийцев. Бунд выдумал бы ее для того, чтобы “принципиально” оправдать свое самостоятельное существование.

Таким образом, после робкой попытки в 1901 г. (IV съезд) Бунд окончательно принимает “национальную программу” в 1905 г. (VI съезд).

Второе обстоятельство — это особое положение евреев, как отдельных национальных меньшинств, внутри инонациональных компактных большинств целостных областей. Мы уже говорили, что такое положение подрывает существование евреев как нации, ставит их на путь ассимиляции. Но это — процесс объективный. Субъективно, в головах евреев, он вызывает реакцию и ставит вопрос о гарантии прав национального меньшинства, о гарантии от ассимиляции. Проповедуя жизненность еврейской “национальности”. Бунд не мог не стать на точку зрения “гарантии”. Став же на такую позицию, он не мог не принять национальной автономии. Ибо если и мог ухватиться Бунд за какую-либо автономию, то только за национальную, т. е. культурно-национальную: о территориально-политической автономии евреев не могло быть и речи ввиду отсутствия у евреев определенной целостной территории.