— Вы понимаете, конечно, — заговорил Сигизмунд Владиславович, — что все это устроил граф Петр Васильевич с целью доставить вам удовольствие, и вы как порядочный человек обязаны отблагодарить его.
— Да чего же он хочет?
— Он желал бы, чтобы часть приданого его жены была ему передана, если возможно, тотчас же.
— Тотчас же?.. Но ведь он сильно мотает деньги, играет… Ну, да хорошо, хорошо, обещаю… Только позвольте, мне нужно переодеться.
Ольга Ивановна между тем ходила под руку с Матильдой Францовной Руга.
Нельзя сказать, чтобы она особенно симпатизировала этой женщине, но с первого разговора с ней в саду своего отца в Отрадном, молодая девушка чувствовала к ней какое-то непонятное для нее самой влечение, точно Руга своими блестящими глазами, как и блестящими драгоценными камнями, гипнотизировала ее.
Предсказания певицы почти сбывались.
В ушах, на груди и на руках Ольги Ивановны Хлебниковой тоже блестели драгоценные камни, хотя и не выдерживавшие сравнения с украшениями певицы, но и о них там, в Отрадном, молодая девушка не смела и мечтать.
Ольга Ивановна теперь уже хорошо понимала, насколько была права Руга, говоря, что от ее, Ольги Ивановны, желания зависит быть осыпанной золотом и бриллиантами.
Эта житейская опытность красивой, блестящей женщины, ее первой учительницы жизни, заключала в себе, быть может, то притягательное обаяние для молодой девушки, от которого она уже два года не могла освободиться.
Обе женщины прошли в буфетную залу.
Убранство ее было шедевром декоративного искусства и роскоши.
Громадный буфет был переполнен всевозможными яствами и напитками. Тысячи разноцветных электрических огней отражались в массивных серебряных вазах с фруктами и старинных жбанах с шампанским.
— Я хочу смертельно пить, — сказала Матильда Францовна.
— Я тоже не прочь выпить чего-нибудь прохладительного, — отвечала Ольга Ивановна.
— Я сейчас добуду и себе, и вам, — сказала певица. — Садитесь здесь.
Она указала на свободный мраморный столик, множество которых было расставлено в обширной зале.
Хлебникова села, а певица направилась к одному из буфетов, где было не так тесно, как у других.
Вскоре она вернулась с двумя стаканами шампанского, в один из которых незаметно для Ольги Ивановны влила какой-то жидкости, находившейся у нее в маленьком золотом флакончике-брелоке, висевшем на браслете.
Барон Гемпель, взявшийся услужить ей, принес серебряную тарелку с двумя великолепными дюшесами.
— Кушайте, моя крошка… Это вас освежит… В залах становится жарко.
— Какая масса народа.
— Праздник выдающийся.
Ольга Ивановна, действительно хотевшая пить, почти залпом выпила бокал шампанского.
Вино действительно подкрепило ее, а то она стала уставать, так как бал уже приближался к концу.
«А мне надо еще беседовать с графом… — думала молодая девушка. — Я все-таки уйду к себе раньше».
Руга между тем весело болтала с бароном, внимательно следя за стаканом Хлебниковой.
Когда он был выпит молодой девушкой до дна, на губах певицы появилась довольная улыбка.
— Кусочек дюшесы… Груши замечательно сочны и вкусны, — предложила Матильда Францовна.
Ольга Ивановна принялась за грушу.
Вскоре они покинули буфетную залу и вернулись в танцевальную.
Танцевали мазурку.
При появлении обеих дам несколько кавалеров бросились выбирать их.
Руга согласилась и быстро умчалась в вихре этого увлекательного танца, а Ольга Ивановна отказалась.
Она чувствовала себя как-то не по себе.
В висках стучало, сердце усиленно билось… Кровь, казалось ей, горячим ключом клокотала в жилах.
«Что со мной? — думала молодая девушка. — Неужели на меня так подействовало вино?»
Она прошлась по залам и направилась в отведенную ей комнату. Там она в необычайном волнении бросилась на диван. Вокруг царила черная темнота.
Она распустила шнуровку у лифа, заменявшего в ее костюме феи корсет.
Ей казалось, что одежда давит ее.
«Я запру дверь и лягу. Я не хочу говорить с ним…» — подумала она и направилась к двери.
Последняя вдруг бесшумно отворилась и заперлась. Чьи-то сильные руки обхватили ее, и на лицо и шею посыпались страстные поцелуи.
— Перестаньте, граф! Пощадите! Ведь вы хотели говорить со мной по-дружески… — прошептала она, силясь вырваться из объятий.
Но этого ей не удалось. Объятия все сжимали ее, поцелуи жгли. Она кончила тем, что стала отвечать на них в каком-то полубессознательном экстазе.
«Пала! Опозорена! Погибла!» — как молотом стучало в голову Ольги Ивановны при первом ее пробуждении на другой день.
Сердце сжималось невыносимой болью, и несчастная девушка замерла в своей безысходной скорби, не отдавая себе отчета во времени.
Вошедшая в комнату Хлебниковой на другой день Наташа, тоже переселившаяся в дом Корнилия Потаповича вместе с графом и графиней, просто ахнула.
— Что с вами, барышня, на кого вы похожи?.. Вы больны?.. Надо за доктором.
— Нет, я просто устала… И сегодня не выйду… — превозмогая себя, ответила Ольга Ивановна.