Хитон твой нежно-алыйНа палевом песке —Мечтою небывалойПоет моей тоске…Слежу, как мальчик робкий,За тенью полных рук.Мелькает шелк в коробке,Стан клонится, как лук.Склонившись низко к пяльцам,Отводишь ты глаза…На милых, гордых пальцах,Дрожа, горит слеза.Ты — радостная птица,Я — злой и хмурый волк.Смотри, как золотитсяВ воде закатный шелк!Не плач. Ведь я не плачу…Все выпито до дна.Вернусь один на дачуИ сяду у окна.<1921>
В плену
*Оптовый продавец подтяжек, мистер Крукс,Пресытясь барышом, раскроет карту,Ткнет пальцем в первое попавшееся место —В Мадагаскар, Калькутту или Яву,Возьмет каюту, сунет в толстый сакВсе, что его от обезьяны отличает,—И поплывет…Весь глобус, наша милая земля,С прекрасной, многогранной пестротой,К услугам сэра Крукса…Дымя сигарой, втиснется в качалку,Слоновьи ноги вытянет за борт,И, в пломбах ковыряя зубочисткой,Бессмысленно упрется в океан.В природе он не больше понимает,Чем в трех сезонных симфонических концертах,Где первый ряд всегда к его услугам…Но печень, но негоциантский сплин —И, наконец, престиж старинной фирмы…Путь бодрый, мистер Крукс!
* * *
А ты поэт, нелепый человек,От детских лет заложник пресных будней,Как за ногу привязанный, торчишьВ каком-нибудь столичном захолустье…Берешь взаймы у жажды и мечты,Балконный плющ раскрашиваешь в пальмуИ в море безразличных пиджаковУпрямо ищешь смелых Дон-Кихотов…Клубятся дни, седеет голова,Усталость ржавчиной подтачивает сердце,—Сшивай мечты в пузатую тетрадь!Торгуй молитвами, — быть может, тот же КруксТвои сонеты сунет в чемодан,И, неразрезанные, съежившись на дне,Они объедут свет, как крыса в трюме…<1923>
В саксонских горах
*Над головою по веревке вползает немец на скалу.А я лежу ленивей кошки, приникнув к теплому стволу.В груди пушистой желтой ивы поет, срываясь, соловей,И пчелы басом распевают над сладкой дымкою ветвей.У ног ручей клокочет гулко, по дну форель скользнула в щель,Опять сияет в горной чаще расцветший радостью апрель!Ах, если б Ты, вернувший силы поникшей иве, мхам средь скал,Весною снова человека рукою щедрой обновлял:Чтоб равнодушная усталость исчезла, как февральский снег,Чтоб вновь проснувшаяся жажда до звезд стремила свой разбег,Чтоб зачернел над лбом упрямым, как в дни былые, дерзкий чуб,Чтоб соловьи любви и гнева слетали вновь с безумных губ…1923, апрель