Все, что надо, я проделал:Полчаса глазел, как негры,Зверски дергая задами,По помосту дули вскачь…Обошел базар тунисский,—Все духи там перенюхалИ купил зачем-то каскуИз прессованной трухи…Купол крепости суданскойВсласть глазами я ощупал,Сосчитал вверху все палки,Выпирающие вбок…И потом стопой смиреннойОбошел я храм Ангкорский…Ах, пожить бы в этом храмеОдному недели три!Чтоб у входов часовыеОтгоняли всех знакомых,Чтоб во всем огромном храмеТолько я и дактило…Чтоб… Но сумерки сгустились.Выполз к озеру усталый…О измученные пятки!О прилипший воротник!Переливчатым каскадомВспыхнул пестрый дым фонтанов,—Я задумчиво и скорбноЕл под елкой бутерброд.Ел и думал, содрогаясь:«Как теперь я с этой каскойПроскользну в метро ночное,—В человеческую кашу,В человеческий компот?!»1931
Картофельная идея
*Я давно уж замечаю:Если утром в час румяныйВы в прохладной тихой кухнеКротко чистите картошкуИ сочувственно следите,Как пружинистой спиральюВниз сползает шелуха,—В этот час вас посещаютУдивительные мысли…Ритм ножа ли их приносит,—Легкий ритм круговращенья,—Иль движения Жильберты,Добродетельной бретонки,Трущей стекла круглым жестомНад карнизом визави?Мой приятель, Федор Галкин,У стола, склонясь над чашкой,В кофе бублик свой макаетИ прозрачными глазами,Словно ангел бородатый,Смотрит томно на плиту…Если б он поменьше чавкал,Если б он поменьше хлюпал,Как насос вбирая кофе,—Он бы был милей мне вдвое…Потому что эти звуки,Обливая желчью сердце,Оскверняют тишину.— Федор! — вдумчиво сказал я,Чистя крепкую картошку:— Днем и ночью размышляяНад разрухой мировою,Я пришел к одной идее,Удивительно уютной,Удивительно простой…Если б, друг, из разных нацийОтобрать бы всех нас зрячих,Добрых, честных, симпатичныхИ сговорчивых людей,—И отдать нам во владеньеНежилой хороший остров,—Ах, какое государствоВзгромоздили бы мы там!Как хрусталь оно б сиялоНад пустыней мировою…Остальные — гвоздь им в душу! —Остальные — нож им в сердце! —Пусть их воют, как шакалы,Пусть запутывают петли,Пусть грызутся, — но без нас.