Мы плыли с острова Пор-КроВ моторной лодке…Волны боковыеС шипящим шумом хлопались в борта.С гребня вновь на гребеньВсползала грузно лодкаИ вновь в лоснящиеся скаты низвергалась.Муть подступала к сердцу…Мы все притихли,И даже дети на крутом носуВстречали веер брызг молчаньем.Француз-рыбак, веселый провансалец,Насупившись, брал в лоб шальные волны,Чтобы удары гулкие ослабить…Мигнул подручному, — и коренастый малыйОбвисший рыжий парус вздернул ввысь.Раздулась грудь, конец залопотал,Канат из рук толчками вырывая…Воздушным першерономКосящий впрягся парусМашине в помощь…Тяжко-тяжкоБрал бот за валом вал.С журчащим рокотом ручьи к корме струились,И нудно пахло маслом.Как сердце старое,Прерывисто и глухоСтучал мотор.А в небесах над намиВ торжественной беззвучности закатаПылали облака…От края и до края,Пунцово-золотые,Перебегали струны.Над нашим грузным ботом,—Усталою, ныряющей собакой,—Над нашим жалким скарбом,Качающимся яростно у ног,Над нашим содроганьем и борьбойДышала тишина…Оранжевые тихие утесыВставали полукругом над водой,И засыпающая даль сливала волныВ лиловую пустыню.Лишь чайки, крылья изогнув серпами,Парили в зыбкой мгле…Я к борту прислонился,—Муть подступала к сердцу,И странную беззвучную молитвуУста мои шептали:«Не дай, о Господи, Твой вечер золотой —Благоуханное и нежное молчанье —Мне осквернить недомоганьем мерзким…Смири хребты разнузданных валов…Я грешен, зол, и дик, и невоздержан,—Дай мне ступить на твердый край земли,И Ты увидишь — я исправлюсь…»И вот свершилось…Как будто благостная, властная рукаСмирила волны маслом.Мы обогнули алую скалу.Валы ягнятами покорными свернулись,Сквозь мглу прибрежные мигнули нам огни,Вновь на носу защебетали дети,И я, из-под скамьи достав бутылку,Припал к ней с облегченьем…1931