Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932

В грудь домов вплывает речка гулко,
В лабиринте тесном и чужом
Улочка кружит сквозь переулки,
И этаж навис над этажом.
Карлики ль настроили домишек?
Мыши ль грызли узкие ходы?
Черепицы острогранных вышек
Тянут к небу четкие ряды.
       А вода бежит волнистой ртутью,
       Хлещет-плещет тускло-серой мутью,
       Мостики игрушечные спят,
       Стены дышат сыростью и жутью,
       Догорает красный виноград.
               Вместе с сумерками тихо
               В переулок проскользни:
               Дня нелепая шумиха
               Сгинет в дремлющей тени…
               Тускло блещет позолота
               Над харчевней расписной,
               У крутого поворота
               Вязь пословицы резной.
               Переплеты балок черных,
               Соты окон — вверх до крыш,
               А внизу, в огнях узорных,
               Засияли стекла ниш,—
               Лавки — лакомее тортов:
               Маски, скрипки, парики,
               Груды кремовых ботфортов
               И слоновые клыки…
               Череп, ломаная цитра,
               Кант, оптический набор…
               Как готическая митра,
               В синей мгле встает собор:
               У церковных стен застывших —
               Лютер, с поднятой рукой,
               Будит пафос дней уплывших
               Перед площадью глухой…
Друга нет — он на другой планете,
В сумасшедшей, горестной Москве…
Мы бы здесь вдвоем теперь, как дети,
Рыскали в вечерней синеве.
В «Золотой Олень» вошли бы чинно,
Заказали сыра и вина,
И молчали б с ним под треск камина
У цветного, узкого окна…
               Но вода бежит волнистой ртутью,
               Хлещет-плещет тускло-серой мутью.
               Мостики игрушечные спят.
               Стены дышат сыростью и жутью.
               Друга нет — и нет путей назад.

1922

Глушь *

Городок, как сон средневековый:
Красных кровель резкие края,
В раме улиц — даль, поля, коровы
И речонки синяя струя…

А октябрьский ветер реет-свищет,
Завивает плащ вокруг плеча.
И тоска чего-то жадно ищет
Средь уютных складок кирпича.

Целый день брожу неутомимо
По горбатой старой мостовой.
Строй домишек проплывает мимо.
Фонари кивают головой.

На порогах радостные дети.
За дверями мир и тишина.
Пышный плющ вдоль стен раскинул сети.
Сверху девушка смеется из окна…

За углом скелет пустого храма:
Кирпичи и палка с петухом.
Дремлет сад — цветная панорама,
Сонно бродят гуси с пастухом.

Прохожу вдоль старого погоста.
Спят кресты, краснеет виноград.
Жили долго — медленно и просто —
Внуки их во всех дворах шумят…

Машет мельница веселыми крылами,
Мелет хлеб. Вдоль рощ скрипят возы.
Прохожу под серыми стволами,
Сквозь гирлянды вянущей лозы.

Никого. Вокруг цветная осень.
Тишина. Густой и прелый дух.
Руки буков расцветили просинь.
Тихо вьется паутинный пух…

Кролик вынырнул из норки под сосною.
Пятна солнца. Ласковая тень.
Опускаюсь, скован тишиною,
И лежу, как загнанный олень.

Ветер треплет заросли ореха.
Черепица рдеет за рекой.
Бог, услышь! — В ответ смеется эхо.
Даль зияет вечной пустотой.

<1923>

У Эльбы *