Том 2. Гай Мэннеринг

- Нет, это не так, - сказал незнакомец, - защитить его они безусловно могут. Влияние созвездий могущественно, но тот, кто создал небо и звезды, могущественнее всего, надо только обратиться к нему с верою и любовью. Вам следует посвятить вашего сына всецело служению создателю, приложив к этому такое же рвение, как родители Самуила[6], которые посвятили своего сына служению храму. Вы должны относиться к нему как к существу, занимающему особое место в мире. В его детские и отроческие годы вы должны окружить его людьми набожными и добродетельными и, елико возможно, следить за тем, чтобы он не знал никакого зла, задуманного или совершенного, чтобы он не видел его и даже не слышал о нем. Воспитывать его следует в самых строгих правилах нравственности и религии. Пусть он растет в стороне от мирской жизни, чтобы его никак не коснулись людские заблуждения или пороки. Короче говоря, уберегите его, насколько это возможно, от всяческого греха, не считая, разумеется, греха первородного, доставшегося всем нам, жалким смертным, еще от Адама. Перед тем как ему исполнится двадцать один год, в жизни его должен наступить критический момент. Если только он переживет его - он будет счастлив и благополучен в своей земной жизни и станет избранником неба. Но если случится иначе... - Тут астролог замолчал и глубоко вздохнул.

- Сэр, - сказал еще более встревожившийся отец, - ваши слова исполнены такой доброты, ваш совет так много для меня значит, что я отнесусь с величайшим вниманием ко всему, что вы говорите. Но не можете ли вы оказывать мне помощь и в дальнейшем? Поверьте, я сумею отблагодарить вас.

- Я не могу требовать, да и не заслуживаю никакой благодарности за доброе дело, - сказал незнакомец, - а тем более за то, что приложу все мои силы к спасению от страшной судьбы невинного младенца, который родился этой ночью при столь удивительных сочетаниях планет. Я укажу вам, где меня найти: вы можете время от времени писать мне о том, как мальчик преуспевает в христианской вере. Если вы воспитаете его так, как я советую вам, я хотел бы, чтобы он явился ко мне, когда будет приближаться этот роковой и критический момент его жизни, то есть перед тем как ему минет двадцать один год. Если вы исполните все, как я вам говорю, то, смею надеяться, господь защитит своего верного слугу во время самого страшного из испытаний, которые готовит ему судьба.

Таинственный незнакомец уехал, но слова эти оставили глубокий след в памяти лэрда. Жена его умерла, когда ребенок был еще совсем маленьким. Смерть ее, кажется, тоже была предсказана астрологом, и, таким образом, доверие, с которым лэрд относился к этой науке, столь распространенной в его время, еще больше укрепилось. Были приняты все меры, чтобы осуществить тот строгий, можно сказать, даже аскетический план воспитания, которого потребовал звездочет. Наставником мальчика сделали человека весьма строгих правил, слуг ему выбрали из числа самых преданных людей, и отец сам внимательно следил за его развитием.

Годы младенчества, детства и отрочества прошли совершенно спокойно. Даже юного назареянина и то вряд ли воспитывали в большей строгости. Все дурное устранялось от его взоров. Он повсюду слышал одни только возвышенные истины и видел одни только достойные примеры.

Однако, когда он стал старше, отца, который неусыпно за ним наблюдал, охватил страх. Какая-то тайная грусть владела юношей, и с годами он становился все мрачней и мрачней. Слезы, появлявшиеся без всякого повода, бессонница, ночные блуждания при лунном свете и тоска, причины которой не удавалось узнать, - все это расшатывало его здоровье и даже угрожало рассудку. Отец написал обо всем астрологу, и тот ответил, что это нарушившееся душевное равновесие - знак того, что испытание уже началось и что несчастному юноше придется не раз вступать в поединок со злом, причем борьба эта будет принимать все более ожесточенный характер. Единственное, что ему остается сделать, чтобы спасти себя, - это упорно изучать священное писание. "Он страдает, - писал мудрец, - от пробудившихся чудовищ, страстей: они дремали в нем до известного периода жизни, как дремлют они и в других людях. Теперь этот период наступил, и лучше, гораздо лучше, если он будет мучиться сейчас в борьбе со своими страстями, чем впоследствии - от раскаяния в том, что позволил себе грешить, безрассудно их удовлетворяя".

От природы юноша был наделен большою силою души: разум и религия помогали ему одолеть приступы тоски, которая по временам им овладевала. И только на двадцать первом году жизни приступы эти приняли такой характер, что отец стал серьезно за него опасаться. Казалось, что некий неотвязный и жестокий душевный недуг доводит его до отчаяния и лишает веры. Вместе с тем он был по-прежнему вежлив, обходителен и кроток: он покорно выполнял все желания отца и как только мог боролся с мрачными мыслями, которые, по всей видимости, внушал ему злой дух, призывая его, как нечестивую жену Иова[7], проклясть бога и умереть.