Том 2. Карусель. Дым без огня. Неживой зверь

Анна Павловна работала в «Модных Известиях», и на обязанности ее лежало переводить, с какого пожелает языка, небольшие рассказики для воскресного номера.

Просматривая газеты, Анна Павловна обратила внимание на «Небольшой пожар».

— Из русской жизни — это забавно. Это понравится читателям.

Она перевела рассказ, как могла и умела, причем сильно выиграла юмористическая сторона произведения и значительно обновилась вся фабула.

Поместила было Анна Павловна под рассказом: «Артур Зон», но сочла своей обязанностью честно перевести это имя и написала: «Артемий Сын». Заглавие же переделала на «Бурю в стакане воды».

Номер «Модных Известий» с рассказом Артемия Сына попал в руки Шмельзона.

Рассказ показался ему забавным.

Он вздохнул и стал переводить его на немецкий.

Опять, по прихоти судьбы, лингвистические намерения переводчика не соответствовали результатам.

Но заглавие он переделал намеренно — уж слишком трудно было перевести его гладко.

Таким образом, получился новый рассказ Артура Зона — «Несчастье», с сознательно измененными именами и с развихлявшейся по своему произволу фабулой.

Рассказ этот в немецком своем виде очень полюбился Анне Павловне, был немедленно переведен с присущим этой честной женщине прилежанием и искусством и напечатан в «Модных Известиях» под заглавием «Приключение с Анетой».

Но печальный перводчик Шмельзон, облюбовавший один раз Артемия Сына, привязался к нему всей душой и напечатал «Приключение с Анетой» под видом «Долой смерть» в той же немецкой газетке.

Затем Артемий Сын напечатал в «Модных Известиях» рассказ «Прочь покойников», а Артур Зон в немецкой газетке — презабавный рассказ «Что такое?».

* * *

Молодой беллетрист Аркадий Кастальский был в самом мрачном настроении: ему обещали аванс, если он пришлет хоть небольшой рассказик, а темы в кастальской голове не находилось буквальной никакой.

И вдруг выручил случай. Сидя у парикмахера, он машинально просматривал немецкий листок. Прочел рассказик — забавный. Улыбнулся и вдруг испугался и обрадовался мелькнувшей мысли:

— А что, если?.. Ведь делают же это другие, что же я за святой? Тема презанятная, даже жалко, что она так пропадает. Ну кто эту дурацкую газетку читать станет, кроме немецких парикмахеров да сапожников?

Он сунул в карман газету, перечитал дома еще раз понравившийся ему рассказик и, слегка переделав имена, фамилии и заглавие, сел писать.

А рассказик этот был не что иное, как «Что такое?», или седьмое преломление рассказа Аркадия Кастальского «Сгоревший чулок».

Но Аркадий Кастальский так искренно стыдился этой первой в его жизни литературной кражи, что, отдавая рукопись редактору, покраснел, как вечерняя заря перед бурей, а вечером пропил весь полученный аванс.

— Эх! Что уж там! Опускаться, так опускаться!

Сильна, как смерть

Андрей Степанович был влюблен, и влюблен не совсем-то просто.

Предметом его страсти была очаровательная венецианская графиня из рода дожей, стройная и златокудрая.

Андрей Степаныч несколько лет подряд ездил на Лидо терять голову. Терял он ее до тех пор, пока догаресса не уехала в Америку, выйдя замуж за богатого американца.

Тогда Андрей Степаныч ушел в себя, затих и засел в провинции.

И вдруг, после долгого отсутствия, вынырнул на удивление друзьям счастливым молодоженом.

— Приходите ко мне в четверг обедать все, все! Вы увидите мою жену, мою догарессу.

Взволнованные и завидующие друзья сбежались в четверг, как на пожар.

Он встретил их сияющий, потирал руки, улыбался.

— Пожалуйте, пожалуйте! Сейчас выйдет моя догаресса. — Анна Антоновна, ты скоро? — Я, между прочим, должен предупредить вас, господа, что жена моя не имеет ничего общего с той венецианкой, которою я так увлекался. Сходство между ними чисто внешнее. Вот увидите. Я ведь вам показывал портреты той. — Анна Антоновна, догаресса моя, ты скоро?

И вошла догаресса Анна Антоновна.

Это была очень толстая особа, лет под сорок, темноволосая, круглая и такая курносая, что, казалось, будто ноздри у нее прорезаны не под носом, а как раз посредине.

— Боже мой! — тихо ахнул один из приятелей.

— Да ведь это Анна Антоновна! Я ее знаю. Она была бонной у Еремеевых.

— Совершенно верно! — радостно подхватил счастливый молодожен. — Бонной у Еремеевых. Я сразу увидел, что это неподходящее для нее место. Женщина с наружностью догарессы не может утирать носы еремеевским поросятам. И вот — она моя жена!

Гости слушали, смотрели, удивлялись, ничего не понимали.

А когда стали расходиться по домам, один из них, человек упорный и настойчивый, сказал:

— Нет, как хотите, если только он не сошел с ума, он объяснит мне, в чем состоит сходство между красавицей венецианкой и бонной Анной Антоновной.

— Неужели ты не видишь этого сам? — искренно удивился Андрей Степанович вопросу приятеля. — Впрочем, может быть, это происходит оттого, что ты видишь только два крайних звена — догарессу и Анну Антоновну, а всей цепи не знаешь. Ну-с, так вот, я расскажу тебе, и ты все поймешь.