Том 2. Хладнокровное убийство

На самом же деле в тот момент определенного ответа на этот вопрос у Дьюи еще не было. Пока что он обдумывал пару идей — или, говоря его словами, «концепций» — и, восстанавливая картину преступления, разрабатывал как «концепцию одного убийцы», так и «концепцию двух убийц». В прошлом убийца, по-видимому, был другом семьи или, во всяком случае, человеком, который знал больше, чем можно узнать случайно о доме и его обитателях: ему было известно, что двери запирают редко, что мистер Клаттер спит один в хозяйской спальне на первом этаже, что миссис Клаттер и дети занимают отдельные спальни на втором этаже. Этот человек, как представлялось Дьюи, подошел к дому пешком, вероятно около полуночи. Свет в окнах уже не горел, Клаттеры спали, а что касается Тэдди, сторожевого пса — ну, Тэдди всегда тушевался при виде оружия. Он, должно быть, поджал хвост, заскулил и уполз в кусты. Проникнув в дом, убийца первым делом перерезал телефонные провода в кабинете мистера Клаттера и на кухне; затем он отправился в спальню мистера Клаттера и разбудил его. Под дулом ружья мистер Клаттер был вынужден повиноваться приказам налетчика и поднялся с ним на второй этаж, где они разбудили остальных членов семьи. Потом убийца дал ему шнур и пластырь и приказал связать жену и залепить ей рот, связать дочь (которой, непонятно почему, рот не залепили) и привязать их к кроватям. После этого отца с сыном согнали в подвал; там преступник заставил мистера Клаттера заклеить рот Кеньону и привязать его к кушетке в игровой комнате. Потом он привел мистера Клаттера в котельную, оглушил ударом по голове, залепил ему рот и связал. После этого, получив полную свободу действий, убийца одного за другим прикончил всех членов семьи, каждый раз исправно подбирая стреляную гильзу. Исполнив задуманное, он погасил свет во всех комнатах и скрылся.

Возможно, так все и было; существовала такая вероятность. Но Дьюи сомневался:

— Если бы Герб решил, что его семье угрожает опасность, смертельная опасность, он бы дрался как лев. А Герб — это вам не дохляк какой-нибудь: здоровый мужик и в отличной форме. Да и Кеньон тоже — сильный, как отец, даже сильнее, широкоплечий мальчик. Трудно себе представить, чтобы один налетчик, пусть даже вооруженный, мог одолеть их обоих.

Кроме того, были основания предполагать, что все четверо были связаны одним человеком: во всех четырех случаях применялся один и тот же узел, «полуштык».

Дьюи, как и большинство его коллег, склонялся ко второй гипотезе, которая во многих чертах совпадала с первой, но имела одно важное отличие: убийца был не один, но с сообщником, который помог ему справиться с жертвами, а потом связал их и заклеил им рты. Однако этот вариант тоже не был безукоризненным. Дьюи, например, не мог понять, «как получилось, что два индивидуума достигли одинаковой степени ярости, той психопатической ярости, какая способна привести к столь зверскому преступлению». И пояснял:

— Допустим, убийца был знаком с семьей Клаттеров; допустим, что он действительно самый обычный человек, во всем обычный, за исключением того, что у него бзик — безумная неприязнь к Клаттерам или к одному из Клаттеров. Где же он нашел напарника, еще одного настолько сумасшедшего человека, что тот взялся ему помочь? Неувязка. Нонсенс. Как, впрочем, и все, что связано с этим делом.

После пресс-конференции Дьюи удалился в свой кабинет — комнату, которую ему временно выделил шериф. Там стояли стол и два стула с прямой спинкой. Стол был завален вещественными доказательствами, которые Дьюи однажды надеялся продемонстрировать в зале суда: полоски пластыря и куски шнура, снятые с жертв и упакованные в полиэтиленовые пакеты (в качестве улик они мало чего стоили, поскольку и то и другое можно было купить в любой точке Соединенных Штатов), — и фотографиями, сделанными на месте преступления полицейским фотографом: двадцать увеличенных глянцевых снимков раздробленного черепа мистера Клаттера, обезображенного до неузнаваемости лица его сына, связанных рук Нэнси, остановившихся тоскливых глаз ее матери и тому подобного. В ближайшие дни Дьюи предстояло провести много часов за изучением этих фотографий в надежде, что он внезапно что-нибудь увидит, что какая-нибудь ключевая деталь вдруг обнаружит себя:

— Это как картинки-головоломки. Те, под которыми пишут: «Сколько зверей здесь нарисовано?» Можно сказать, что я как раз этим и занимаюсь — ищу спрятанных зверей. Я чувствую, что они должны там быть, другой вопрос, удастся ли мне их увидеть.