Том 2. Хладнокровное убийство

Есть раса людей, что все время в пути,
Им дома покоя нету;
Разбивают сердца, говорят «прости»
И уходят топтать планету.
Им бы полем брести, в лодке грести,
Лезть на отвесные скалы;
Их цыганская кровь им за отдых мстит
И гонит с любого привала.
Если прямо идти — далеко уйдешь,
Эти люди смелы и сильны.
Но огонь очага для них нехорош —
Им иные огни нужны.

Больше он Куки не видел и ничего о ней не знал и все же через несколько лет вытатуировал на руке ее имя, и когда однажды Дик спросил его, кто это — Куки, Перри сказал: «Никто. Девушка, на которой я чуть было не женился». (Тому, что Дик был женат, причем дважды, и породил троих сыновей, Перри очень завидовал. Жена, дети — это был тот опыт, который, по его мнению, мужчина должен приобрести, даже если он, как в случае с Диком, не делает его счастливым и не приносит ничего хорошего.)

Кольца были заложены за сто пятьдесят долларов. Они посетили другой ювелирный магазин, Голдмана, и вышли оттуда с мужскими золотыми часами. Затем притормозили у магазина фото— и киноаппаратуры «Элко», где «купили» сложную кинокамеру.

— Камеры — самое лучшее вложение денег, — просвещал Перри Дик. — Их легче всего толкнуть или заложить. Камеры и телевизоры. — По этим соображениям они решили взять еще и несколько телевизоров, а покончив с техникой, снова принялись «щипать» магазины одежды — Шеперда и Фостера, Ротшильда, «Рай для покупателя». На закате, когда магазины начали закрываться, карманы у друзей были набиты наличными, а автомобиль загружен товаром, который легко сбыть. Разглядывая урожай рубашек и зажигалок, дорогих приборов и дешевых запонок, Перри почувствовал небывалый подъем: теперь впереди Мексика, новые возможности, «настоящая» жизнь. Но Дик казался подавленным. В ответ на похвалы Перри («Клянусь, Дик, ты был неподражаем! Я сам чуть было не поверил твоим сказкам») он только пожал плечами. Перри был озадачен; он не мог понять, почему Дик, обычно такой самодовольный, теперь, когда у него есть законный повод гордиться собой, вдруг притих, поник и загрустил. Перри сказал:

— Сегодня ты у меня напьешься.

Они остановились в баре. Дик выпил три «Цветка апельсина». После третьего он вдруг спросил:

— А как же папа? Я же знаю — боже мой, он такой славный старикан. И мать тоже — ну, ты ж ее видел. Как же они? Я-то улизну в Мексику. Или еще куда-нибудь. Но они будут здесь, когда банк начнет возвращать чеки. Я знаю папу. Он захочет их обеспечить. Такое уже бывало. И не сможет — он старый, больной, а за душой у него ничего нет.

— Да, это грустно, — искренне посочувствовал Перри. Добротой он не отличался, но был сентиментален, и привязанность Дика к родителям, его тревога за них его растрогали. — Но черт возьми, Дик. Это же так просто, — сказал Перри. — Мы сами сможем оплатить чеки. Как только окажемся в Мексике, как только устроимся, сразу начнем делать деньги. Большие деньги.

— Как?

— «Как»? — Что значит «как»? Этот вопрос просто ошеломил Перри. В конце концов, они ведь обсудили столько возможностей. Поиски золота, подводное плавание за затонувшим кладом — это лишь два из множества проектов, которые предложил Перри. А были ведь и другие. Лодка, например. Они часто говорили о том, что можно купить рыбачью лодку и сдавать напрокат отдыхающим, — хотя никто из них никогда в жизни не правил лодкой и не ловил гуппи. Опять же, можно было быстро заработать, перегоняя через границу с южноамериканскими странами угнанные автомобили. («За одну ездку платят пять сотен баксов», — вычитал Перри в каком-то журнале.) Но из разнообразных ответов, которые он мог дать на последнюю реплику Дика, Перри выбрал тот, что должен был напомнить Дику о богатстве, ожидающем их на Кокосовом острове, клочке земли у побережья Коста-Рики. — Без дураков, Дик, — сказал Перри. — Все по правде. У меня есть карта. У меня есть целая история. Клад был зарыт в 1821 году. Перуанский слиток, драгоценности. Шестьдесят миллионов долларов — так там было написано. Пусть даже мы не найдем все сокровища, пусть только часть — ты со мной, Дик? — Прежде Дик всегда поддерживал его, внимательно слушал рассказы о картах и сокровищах, но сейчас — раньше Перри такое в голову не приходило — он впервые задумался, не притворялся ли Дик все это время, не смеется ли он над ним в душе.

Но эта неприятная мысль сразу исчезла, едва Дик, подмигнув и игриво ударив его в грудь, сказал:

— Конечно, дружище. Я с тобой. Всецело.