Том 2. Хладнокровное убийство

— Джо Джеймс. Он и его жена меня поддержали. Разница в возрасте между нами была не больше трех лет, но они забрали меня к себе в дом и обращались со мной, как будто я им родной сын. В смысле, это мне нравилось. Потому что они своих детей любили и о них заботились. В то время у них было четверо ребятишек; теперь их уже семь. Они были очень добры ко мне, Джо и его семья. Я ходил на костылях и был практически беспомощен. Мне приходилось целыми днями сидеть. И чтобы чем-то себя занять, чтобы не сидеть без дела, я придумал своего рода школу, где учениками были дети Джо и их друзья, и мы проводили свои занятия в комнате. Я давал уроки игры на губной гармошке и гитаре, рисования и чистописания. Все говорят, что у меня красивый почерк. Это правда, а все потому, что однажды я купил учебник по каллиграфии и занимался, пока не научился писать точно как там. Еще мы на этих занятиях читали — дети, каждый по очереди, а я поправлял, если они ошибались. Нам было весело. Я люблю детей. Маленьких. И это было хорошее время, но потом пришла весна. Ходить мне было больно, но идти я мог. И меня по-прежнему ждал папа.

Ждал, но не сложа руки. К тому времени, когда Перри добрался до участка, где предполагалось поставить охотничий домик, его отец в одиночку завершил самую трудную работу — расчистил землю, обтесал бревна, отбил и свез в кучу полный грузовик природного камня.

— Но без меня он не начинал строить. Мы с ним от начала до конца эту чертову хижину построили. Сами. Только иногда нам помогал один индеец. Папа был похож на маньяка. Что бы ни происходило вокруг — бураны, ливни, ветра такие, что деревья раскалывались пополам, — мы все равно делали дело. В тот день, когда была готова крыша, папа сплясал на ней джигу, кричал и смеялся. Что ж, в конце концов получилось у нас нечто исключительное. В доме могло спать двадцать человек. В столовой был большой камин. Был зал для коктейлей. Зал для коктейлей «Тотемный Столб». В нем я должен был развлекать клиентов. Петь и тому подобное. В конце 1953 года мы открыли свое заведение.

Но долгожданные охотники не объявлялись, и хотя обычные туристы, которые тонкой струйкой текли по шоссе, время от времени останавливались, чтобы сфотографировать невероятно простую Хижину Зверолова, они редко оставались на ночлег.

— Некоторое время мы себя обманывали. Продолжали надеяться, что поймаем что-нибудь. Папа попытался как-то украсить место. Сделал Сад Воспоминаний. С Колодцем Желаний. Расставил красочные указатели на шоссе. Но все это ни на грош не увеличило нашу прибыль. Когда папа понял это — увидел, что все впустую, что все наши труды были пустой тратой денег и сил, — он начал вымещать зло на мне. Гонять меня в хвост и в гриву. Орать на меня. Говорил, что я не выполняю свою часть работы. Он был виноват не больше, чем я. В таком положении, без денег, при плохой жрачке, мы поневоле друг на друга окрысились. Предел настал, когда мы стали по-настоящему голодать. И ссора у нас вышла именно из-за еды. Якобы. Из-за печенья. Папа выхватил у меня из рук печенье и сказал, что я слишком много ем, жадина, эгоистичный ублюдок: уходи, дескать, чтоб я тебя здесь больше не видел. Он продолжал в таком духе, и наконец я не выдержал. Мои руки вдруг оказались у него на горле. Руки — сам я не управлял ими. Они хотели задушить его до смерти. Папаша, однако же, у меня сильный и драться умеет. Он вырвался и побежал за ружьем. Вернулся и наставил на меня дуло. Сказал мне: «Смотри на меня, Перри. Я последняя живая тварь, которую ты видишь». А я стоял как истукан. Но потом он понял, что ружье даже не заряжено, и заплакал. Сел и захныкал как ребенок. Тут я понял, что больше не злюсь на него. Мне было его жалко. Нас обоих. Но что толку — я ничего не мог сказать. Я пошел прогуляться. Был апрель, но в лесу еще лежал глубокий снег. Я ходил почти до ночи. Когда я вернулся, свет не горел и все двери были заперты. И все мои вещи валялись на снегу. Папа их вышвырнул. Книги. Одежда. Все. Я их так и оставил. Кроме гитары. Я поднял гитару и вышел на шоссе. В кармане у меня не было ни доллара. Около полуночи остановился грузовик. Водитель спросил, куда я направляюсь. Я ответил: «Я направляюсь туда, куда ты едешь».

Через несколько недель, покинув гостеприимный кров все тех же Джеймсов, Перри выбрал себе пункт назначения — город Вустер в Массачусетсе, где жил его «армейский приятель», который, как он рассчитывал, мог бы его приютить и помочь ему найти хорошо оплачиваемую работу. Различные отклонения от курса продлили его путешествие на восток; он мыл посуду в ресторане в Омахе, закачивал горючее в гараже в Оклахоме, проработал месяц на ранчо в Техасе. К июлю 1955 года по пути в Вустер он приехал в маленький канзасский городок Филипсбург, и там судьба, в образе «дурной компании», наконец себя проявила.