Том 2. Кино становится искусством, 1909-1914

Вопрос был поставлен очень правильно. При помощи многосерийных фильмов, находящихся под контролем магнатов прессы и миллиардеров, специалистов по обработке общественного мнения, кинопромышленники стали совершенно сознательно превращать кино в «опиум для народа». Трудящиеся слои были фактически изгнаны с экрана. Остались только аристократы и бандиты. Эти два кажущиеся полюса американского общества стоят гораздо ближе друг к другу, чем это может показаться с первого взгляда, если вспомнить об уличной войне в Чикаго и о других эпизодах борьбы между двумя группами финансистов. Каждая из этих групп деятелей Уолл-стрита хотела навязать публике своей «листок» главным образом для того, чтобы вести свою пропаганду и внедрять свои лозунги. Война газетчиков и война серийных фильмов совпала с настоящей войной (в которой специализировался У.-Р. Херст, начиная с Кубы) — с первой мировой войной, во время которой «гражданина Кэйна» обвинили в сговоре с Германией. Увлечение серийными фильмами длилось несколько лет. Этот жанр и в наше время не исчез в Соединенных Штатах: Голливуд все еще выпускает очень дешевые серии, это жалкие последыши жанра, который произвел накануне первой мировой войны такое же сильное впечатление на современников, как роман-фельетон во времена Эжена Сю.

«Парижские тайны», вышедшие накануне 1848 года, были своего рода «знамением времени». Серийные фильмы 1914–1915 годов были таким же характерным явлением в эпоху, когда крупные американские финансисты заинтересовались кинематографом; в фильмах, предназначенных для самой широкой публики, дочери Миллиардеров представлялись как добродетельные и неутомимые героини, борющиеся за правду с темными силами зла: апашами, гангстерами, растратчиками, тайными обществами…

«Тайна миллиона долларов» и фильмы с участием Пирл Уайт строились по той же схеме, однако в них, как и в «Парижских тайнах», видны некоторые попытки дать социальную критику общества. Впрочем, они были так же наивны, как и критика Эжена Сю в 1848 году.

В 1915 году фирма «Юниверсел» выпустила многосерийный фильм под названием «Взятка». Этот фильм был красноречивым обвинением политики трестов. Главе «Юниверсел» Карлу Лемлу, человеку, пришедшему на низов, в первые 20 лет своей карьеры пришлось столкнуться с большими трудностями по вине треста готового платья, а потом и треста кинопромышленности. В это время кончался первый срок, на который был избран ставленник демократической партии президент Вудро Вильсон, и в своей предвыборной программе он провозгласил борьбу с трестами; он охотно предоставлял прессе возможность поднимать шумные кампании вокруг этого вопроса, не принимая, однако, серьезных мер против монополий.

Отрывки из сценария «Взятка» были напечатаны Филиппом Стерлингом[324]. Один перечень названий его эпизодов дает представление об этом фильме, не демонстрировавшемся в Европе: «Злой гений трущоб», «Морской трест», «Битва за молоко», «Пороховой трест», «Опасность продажной медицины», «Жулики страховой компании», «Финансовые пираты» и т. д. Вот сценарий последнего эпизода:

«Стоун — глава могущественного треста по добыче серебра — готовится организовать панику на бирже, чтобы провалить Гардинга — кандидата в мэры от реформистской партии. Дороти читает газету и рассматривает карикатуру на Стоуна, который изображен в виде чудовищного деспота, попирающего народ.

Внезапно карикатура оживает. Но дело происходит в Египте. В песке копошится толпа рабов-египтян. Стоун в обличии фараона держит длинный бич. Всякий раз, как кто-нибудь из рабов откапывает драгоценный камень, раздается удар бича и хозяин отнимает у раба алмазы, которые он складывает в большую кучу.

Но вот появляется чужестранец Гардинг и спрашивает у рабов, почему они подчиняются власти бича. Рабы отвечают, что у них есть могущественное оружие — меч закона, но они слишком тупы и запуганы, чтобы воспользоваться им. Чужестранец хватает меч и вступает в борьбу с фараоном. Но каждый раз, взмахивая мечом, он чувствует, что кто-то тянет его назад; обернувшись, он видит, что к мечу прикована длинная цепь, которую держит его противник. Чужестранец зовет на помощь рабов, один из них разбивает цепь, злой фараон побежден, а рабы освобождены…».

При всей своей наивной символике этот фильм перекликается со «Стачкой» Зекка, где правосудие примиряет труд и капитал. Если трест и изображается в виде тирана, то вместе с тем указывается, что американские законы направлены против монополий и достаточно принять участие в голосовании, чтобы разбить свои цепи. Трудящиеся «тупы и запуганы», и только благородный политический деятель (вроде Вудро Вильсона) может их спасти… Многосерийные фильмы характерны для умонастроений той эпохи. Фильм «Взятка» имеет родственные черты с вавилонским эпизодом фильма «Нетерпимость», поставленного в то время Гриффитом.

* * *