Читаем Том 2. Копья Иерусалима. Реквием по Жилю де Рэ полностью

Совсем другую эпоху истории народа Франции открывает писатель в романе «Реквием по Жилю де Рэ». Тлеющие под пеплом пяти веков уголья высвечивают одну из самых страшных фигур столетней войны (1338–1452 гг.) между Францией и Англией. Современникам та война казалась вечной. Герой романа Жиль де Рэ родился на шестьдесят восьмом году войны — бесконечной череды сражений, междоусобиц, грабежей. Тогда Францией, «погрязшей в хаосе и грехе», правили безумный король Карл VI и королева-развратница Изабелла. Был сожжен на костре Жиль де Рэ за двенадцать лет до завершения этой самой продолжительной в истории человечества войны. Распад страны, упадок нравов… Все самое порочное, что можно себе представить в человеческой натуре, сконцентрировалось, как в фокусе, в душе Жиля де Рэ. Лишь на короткое время он становится героем, сподвижником Жанны д'Арк, победоносным маршалом Франции. Но костер, на котором погибла Жанна, выжег тавро зверя на его сердце. Жиль де Рэ стал нелюдем, кровавым растлителем малолетних, «синей бородой», персонажем бесчисленных мемуаров, сказок, романов и повестей. Жиль де Рэ за свои преступления был отлучен от церкви, прах его был сожжен и развеян по ветру без поминальной молитвы. Но Ж. Бордонов назвал свой роман «Реквием» («Вечный»), это первое слово заупокойной мессы: «Вечный покой даруй им, Господи!» — которую над прахом грешника никто не произнес. Писатель стал не судьей Жиля де Рэ, а исповедником. С запозданием на пять веков…

С. Чумаков<p>КОПЬЯ ИЕРУСАЛИМА</p>

«Когда душу терзают огонь и тайное смятение, ее уже ничем не удержать, в страстях она не ведает пределов. Чем дальше, тем ярче разгорается этот огонь, душу охватывает неутомимая жажда опасности, покой претит ей безмерно; тронутое всепожирающим пламенем человеческое сердце обречено трепетать до тех пор, покуда смерть не остановит его».

Байрон
<p>1</p><p>ГИО — ОРУЖЕНОСЕЦ</p>

ремя от времени, кто-нибудь — чаще это были люди в летах — перебивал его:

— Гио, все это было так давно! Ты забываешь, что время идет. Дни юности встают перед твоими глазами как живые, когда ты рассказываешь о них. Однако жизнь меняется, и мы вместе с ней…

И тогда брови Гио неизменно хмурились, глаза темнели от гнева, и слышалось привычное:

— Времени не существует! Сколько можно вам повторять? Все это лишь дурные сны, что мучают слабые души тех, кто живет самим собой!

— Милый брат, скажи нам, как время может быть сном?

— Потому, что людские сердца и мысли, их пот и кровь, их надежды и печали, уходят и возвращаются. И героев, и святых на земле будет ровно столько, сколько жило и раньше. Призвание их — будь они прославлены или никому не известны — воодушевлять нас своим примером. Единый дух самопожертвования ведет их; они молятся о ниспослании его несравненной благодати; в нем их счастье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза