Том 2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец

«Нет, ради такой ерунды дьявол не станет утруждать себя дурацким маскарадом». Не знаю, кто мне это подсказал — то ли патриарх тихонько шепнул, то ли голос Офелии прозвучал у меня в душе, то ли мое собственное «Я» воззвало из каких-то неведомых глубин, — однако мне вдруг становится ясно как день: «Все это совершенно естественная реакция безликой, не-персонифицированной силы вселенского зла на тайные, полуосознанные желания людей, и те "знамения" и "невиданные чудеса", кои она являет пред наши легковерные очи, — лишь позаимствованные у нас же самих образы, только отраженные, до неузнаваемости переиначенные, вывернутые шиворот-навыворот и с сатанинским искусством спроецированные вовне... Под маской Офелии скрывается призрак, фантом, магический слепок с воспоминаний старого гробовщика, который при определенных метафизических условиях — об их природе мы ровным счетом ничего не знаем — становится видимым и осязаемым. Судя по всему, эта дьявольская травестия преследует одну-единственную цель — великое разочарование, которое в душах тех, кто был введен в соблазн инфернальной подменой, еще более расширит и углубит роковую трещину, пролегающую меж миром живых и мертвых. Не из этой ли тайной раны в душе бедной истеричной белошвейки, до сих пор не оформившейся и не затвердевшей в цельный и твердый кристалл личности, сочится та вязкая, пластичная магнетическая субстанция, из которой неутолимая родительская тоска гробовых дел

мастера лепит свою "ненаглядную дочурку"?.. А докончил ваяние сие, превратив его в настоящий шедевр, уже совсем другой, инфернальных дел Мастер, имя коему — Медуза; это ее чудовищно прелестный лик — могущественный символ гибельной адской петрификации — зловещим клеймом мелькнул в потусторонних мраморных бельмах; утешая и благословляя нищих духом подобно Христу, горгона, как тать в ночи, втирается к ним в доверие, чтобы потом обратить в мертвый, бесчувственный камень».

Поднимаю глаза; фантом исчез, простертая на скамье белошвейка хрипит, задыхаясь, стол пуст — все участники церемонии давно убрали свои руки — и только мои, словно примерзшие к дереву, ладони все еще белеют посреди... Мутшелькнаус наклоняется ко мне и шепчет:

— Смотри не проговорись, что то была моя дочурка — ни одна живая душа не должна знать о ее смерти. Никто из сидящих здесь не видел Офелию в жизни, они думают, что это какое-то неземное создание, и является оно сюда из самого парадиза, а движет им великая сила сострадания ко мне, несчастному старику...

Слово берет длинноволосый «педагог» — все сказанное им лишь подтверждает то, о чем я и так уже догадываюсь, — и голос его, когда он обращается ко мне, как у взаправдашнего школьного наставника, звучит торжественно и строго:

— А вам, молодой человек, следовало бы коленопреклоненно возблагодарить Пифагора! По просьбе господина Мутшелькнауса я обратился к нашему небесному покровителю через медиума, умоляя допустить вас к спиритическому сеансу, дабы, пока не поздно, избавились вы от скверны сомнений ваших!.. Пока не поздно... Ибо апокалиптическая звезда Фикстус уже преодолела косные силы всемирного тяготения и, сойдя со своей орбиты, направляется к Земле... Близок, близок день воскресения мертвых... И первые его провозвестники давно в пути... Души умерших, они средь нас, и подобны нам, и такие как мы... Истинно говорю вам, хищные звери будут вновь, как во время оно, щипать траву в садах Эдема... Или реченному через пророка не суждено исполниться? Или не провозвестил сие Пифагор?..

Рыхлая дама громко икает, и ее телесное изобилие грозно колышется, готовое подмять под себя всякого, кто усомнится в правоте сих вдохновенных глаголов. «Педагог», удовлетворенно кивнув, продолжает вещать:

— Полноте, молодой человек, надо быть выше светских

предрассудков! К чему этот скепсис, это суетное мирское тщеславие? Многое мне пришлось повидать на своем веку, долгое время я скитался, всю Европу исходил вдоль и поперек, — и в подтверждение он тычет пальцем на свои грязные босые ноги, обутые в ветхие, донельзя истоптанные сандалии, — и скажу вам как на духу: мы вступаем в эпоху прогресса, теперь в какую бы глухомань вас ни забросила судьба, можете быть уверены, что где-нибудь рядом, на соседней улочке, обязательно найдете спиритический кружок, где вас встретят с распростертыми объятиями. Пройдет совсем немного времени, и наше движение подобно весеннему половодью выйдет из берегов и затопит весь мир. Истинно говорю вам: новый духовный потоп захлестнет континенты! Власть католической Церкви сломлена, ибо сам Спаситель грядет во славе судить живых и мертвых...

Мутшелькнаус и пышнотелая дама, затаив дыхание, внимают новоявленному провидцу, в его речах им слышится радостное благовещенье скорого и обязательного исполнения их самых заветных желаний; для меня же они звучат как мрачное пророчество о неотвратимо наступающей «эпохе прогресса».