литературы мы скажем только весьма немногое, и то, может быть, лишнее, потому что словесность французская известна русским читателям вряд ли не более отечественной. Заметим только противоположность направления французского ума направлению мысли немецкой. Здесь каждый вопрос жизни обращается в вопрос науки, там каждая мысль науки и литературы обращается в вопрос жизни. Знаменитый роман Сю отозвался не столько в литературе, сколько в обществе, результатами его были преобразование в устройстве тюрем, составление «человеколюбивых обществ» и т. п. Другой выходящий теперь роман его, очевидно, обязан своим успехом качествам нелитературным. Бальзак, имевший такой успех до 1830 года потому, что описывал господствовавшее тогда общество, теперь почти забыт именно по этой же причине. Спор духовенства с университетом, который в Германии породил бы отвлеченные рассуждения об отношении философии и веры, государства и религии, подобно спору о кёльнском епископе, — во Франции возбудил только большее внимание к настоящему состоянию народного воспитания, к характеру деятельности иезуитов и к современному направлению общественной образованности. Всеобщее религиозное движение Европы выразилось в Германии новыми догматическими системами, историческими и филологическими разысканиями и учеными философствованиями и толкованиями; во Франции, напротив того, оно едва ли произвело одну или две замечательные книги, но тем сильнее обнаружилось в религиозных обществах, в политических партиях и в миссионерском действии духовенства на народ. Науки естественные, которые достигли такого огромного развития во Франции, несмотря на то, однако же, не только исключительно основываются на одной эмпирии, но и в самой полноте развития своего чуждаются спекулятивного интереса, заботясь преимущественно о применении к делу, о пользах и выгодах существования, между тем как в Германии каждый шаг в изучении природы определен с точки философского воззрения, включен в систему и оценен не столько по своей пользе для жизни, сколько по отношению своему к умозрительным началам. Таким образом, в Германии теология и философия составляют в наше время два важнейших предмета общего внимания, и соглашение их есть теперь господствующая потребность германской мысли. Во Франции, напротив того, философское развитие составляет не потребность, но роскошь мышления. Существенный вопрос настоящей минуты состоит там в соглашении религии и общества. Писатели религиозные, вместо догматического развития, ищут действительного применения, между тем как мыслители политические, даже не проникнутые убеждением религиозным, изобретают убеждения искусственные, стремясь достигнуть в них безусловности веры и ее надразумной непосредственности.