Том 2. Литературно-критические статьи и художественные произведения

Вторая система хотела писать языком разговорным, не переменяя ничего ни в значении слов, ни в их изменениях, ни в оборотах. Ее основателем был юриспрудент Катардзи. Быв сам человеком просвещенным, он хотел средства к образованию сделать всеобщими, доступными для всего народа, и, чтобы подкрепить свое мнение, он составил два трактата и «Грамматику». После Катардзи главным защитником этой системы был Даниил Филиппид, который, согласно с ее правилами, перевел «Логику» Кондильяка, и «Астрономию» Лаланда. Но более всех распространил ее лирический поэт Атанасиос Христопулос. Он принял все положения Катардзи и дал им основание более твердое. Он не только защищал употребление простонародного языка, но еще хотел доказать, что сей язык был одним из бесчисленных диалектов дорийских и эолийских. Поэт приятный, одаренный цветущим воображением, Христопулос увлекал всех прелестью своих стихов. Легкая поэзия, которая любит выражаться непринужденно и не терпит оборотов, неосвященных привычкою, подкрепила виды Христопулоса, и его анакреонтические оды, писанные самым простым слогом, были предметом восхищения всех греков. Дамы также поддерживали его систему не литературными рассуждениями, но тем удовольствием, которое они находили в легких произведениях сего поэта. Но те, которые хотели подражать простоте и народности Христопуло, не имея ни его ума, ни его сведений, писали слогом низким, против оного восстали все просвещенные люди, желавшие усовершенствовать язык и исторгнуть его из того состояния испорченности, в коем он находился.

Такова была колеблемость грамматики: не было ни твердых положений, ни целого, ни всеобщего национального начала. Корай почувствовал опасность, которой подвергался язык, и важность неудобств, могущих произойти от горячих споров литераторов. Он нашел середину, уничтожавшую главные злоупотребления, и советовал писать языком и правильным, и понятным, удовлетворяя требованиям и ученых, и народа. Его правилом было очищать народное наречие, не вводя в него, однако же, тех древних оборотов, которые слишком удалялись от него, — изгонять слова иностранные, заменяя их, сколько возможно, словами греческими, почерпаемыми с умеренностию в сокровищнице литературного языка, наконец, избегать галлицизмов и германизмов, многочисленными переводами введенных в новый язык.

Эта система, первый опыт которой дан Кораем, не замедлила обратить на себя внимание греческого народа, но, как и всякое важное нововведение, имела своих сектаторов, фанатиков и своих необузданных врагов, страдая равно от обоих. Партизаны Корая исказили его начала, преувеличивая их. Эти мнимые кораисты наводняли Грецию сочинениями, писанными слогом непонятным, коего странные обороты и неупотребительные выражения не находились ни у древних, ни у новейших авторов. Зараза увеличивалась каждый день и распространялась так быстро, что сами авторы с трудом понимали друг друга и разбирали собственные сочинения. Тогда (в 1812 году) написал я против них комедию под названием: «Новое наречие ученых». Цель моя была не нападение на систему Корая, но представление странностей, тех, которые искажали ее. Труд мой был не бесполезен: лекарство насмешки остановило успехи заразы.

Время утвердило систему Корая, люди мыслящие одобрили ее, за исключением некоторых неважных пунктов. С тех пор письменный язык явился в красоте истинно эллинской, и язык разговорный стал чистым и изящным. Но не один Корай способствовал ее успехам, и несправедливо бы было не упомянуть о братьях Экономосах, Вампасе, Газисе, Аргиропуло, Крестари, Ятропуло, Полихрониадке, Пикколо и Азопиусе. Все сии ученые споспешествовали своими трудами к доведению греческого языка до той правильности, которою он теперь отличается.

Корай жил в земле чужой и отдаленной; несмотря на то, он умел предвидеть, что близок тот день, когда призыв к оружию, раздавшись в лицеях Греции, наполнит ее криком мщения и свободы. Несмотря на преклонность лет, сей старец-патриот и день и ночь писал для своего отечества, проповедовал размножение училищ и управлял их образованием для лучшего распространения просвещения. В то время первоклассные учебные заведения были в Кидонии, Смирне, Сцио, Куруцеме, Бухаресте, Яссах, Янине и в Афинах.

Бросив быстрый взгляд на состояние многочисленных училищ в Греции в то время, когда совершилось восстание, г-н Ризо оканчивает следующим образом историческую часть своего литературного курса.