Читаем Том 2. Лорд Тилбери и другие полностью

— Мои возражения, — сказал он, — имеют и частный, и общий характер.

— Что это значит?

— Разрешите объяснить…

— Да, да!

— Нам, слугам, неприятна его манера. Один из лакеев выразил это на днях удачным словом «нахал». Мы так преданы вам, сэр, что решили терпеть. Но сегодня…

Мистер Параден подался вперед. Любопытство вытеснило все другие чувства и страсти. Сейчас, понял он, откроется тайна пены.

— Несколько дней назад я запретил мастеру Горацию лазать в кладовую.

— Правильно, — одобрил хозяин. — Он и так толстеет.

— Он принял это дурно, обозвав меня… нет, забыл. Но сегодня перед прогулкой он попросил прощения, замечу — с исключительной теплотой, и протянул пирожное. Я его взял, люблю сладкое, но отведал не сразу, и потому, что был сыт, и потому, что мастер Гораций посоветовал отложить удовольствие. Когда же…

Мистер Параден, человек немолодой, был некогда и мальчишкой.

— Господи! — вскричал он. — Мыло.

— Вот именно, сэр, — подтвердил дворецкий, извергнув пузырь-другой.

Они многозначительно помолчали. Мгновенье-другое мистера Парадена томило, как ни странно, не возмущение, а то печальное чувство, которое древние римляне именовали desiderium.[10]

— Лет пятьдесят я так не делал… — тихо прошептал он.

— Я, — сообщил дворецкий, — не поступал так никогда. И со мною так не поступали.

— Какой ужас, — сказал хозяин, с трудом подавляя смех. — Нет, какой ужас. Вот мерзавец! Я с ним поговорю. Конечно, если посмотреть с его точки зрения…

— На это я не способен, сэр, — сухо вставил Робертс.

— Знаете, мальчик — мальчик и есть…

Робертс так поднял бровь, что мистер Параден поспешил сказать:

— Нет, нет, я его не оправдываю. Что вы, что вы! Ни в коей мере. Но нельзя же, честное слово, бросать прекрасную службу из-за…

— Поверьте, сэр, мне очень жаль.

— Никуда вы не уйдете! Я без вас и дня не обойдусь.

— Спасибо, сэр.

— Я с ним поговорю. Он попросит прощения. Да, да! Мы все уладим. Хорошо?

— Э… хм, сэр…

— Только не уходите.

— Если вы желаете, сэр…

— Желаю? Конечно! Господи, мы с вами восемь лет! Идите к себе, выпейте вина.

— Спасибо, сэр.

— Да, Робертс! Я возмещу убытки. Каждый месяц будете получать на десять долларов больше. Уйти! Нет, что же это такое! Чепуха, полная чепуха.


Дворецкий, словно месяц март, явившийся львом, ушел агнцем, а хозяин его остался, в задумчивости грызя перо. Собственно говоря, он и сам удивлялся Горацию. Усыновление еще не закончилось, это дело долгое, но такой упрямый человек не мог отступить. Да и какой жест, какой афронт этим подхалимам! И все же, все же… Он пытался отвлечься от таких мыслей, вернуться к письму, но они не уходили, тем более что за окном появился герой событий с Шерманом Бастаблом, своим наставником.

Учитель и ученик пересекли лужайку и скрылись за углом. Гораций казался усталым и угрюмым, в отличие от бодрого Бастабла. Недавний студент, тот был поджарист и любил пешую ходьбу. Гораций, по всей видимости, не разделял его пристрастий.

Мистер Параден и раньше удивлялся, что его приемный сын, вроде бы вполне крепкий, вечно валяется по шезлонгам. Разве так создашь сверхчеловека? Нет, не создашь. Он рассердился.

Именно тогда за дверью раздался топот, и в комнату ворвался Бастабл.

— Мистер Параден! — кричал он. — Я больше не могу!

Хозяин совсем оторопел. До сей поры учитель поражал мягкостью манер и речи, но сейчас они удивили бы и команду грузового судна. Лицо у него горело, кулаком он стукнул по столу, заорав при этом:

— Хватит!

Мистер Параден воззрился на него, а воззрившись — понял, что так удивляет в его внешности. Здесь, в святилище своего хозяина, Шерман Бастабл не снял шляпу!

— Хва-атит! — кричал он.

— Снимите шляпу! — закричал и мистер Параден.

Казалось бы, одумайся, смутись — но он засмеялся, да еще каким-то особенно гнусным смехом.

— Интересно! — воскликнул он. — Ха-ха, снимите шляпу! Ну, знаете!

— Вы пьяны! — возмутился хозяин, багровея.

— Ничего подобного!

— Пьяны. Врываетесь сюда в шляпе…

— Вот именно! А почему, хотите узнать? Потому что этот гаденыш смазал ее клеем. И вот что я вам скажу…

То, что он сказал, отличалось такой силой, что мы это опустим, приведя лишь последние фразы.

— С меня довольно! Ухожу. За миллион долларов не останусь.

Звук, произведенный дверью, замер, но мистер Параден еще не очнулся. Он размышлял. Потом подошел к шкафу, вынул тонкую трость, со свистом рассек воздух — и вышел из комнаты.

2

Тем временем в саду, за кустами рододендронов, под большим рожковым деревом отдыхал от прогулки виновник домашних смут. Развалившись в шезлонге, положив ноги на столик, да еще и смежив веки, он восстанавливал жизнеспособность тканей. Рядом, в траве, стоял стакан, лишь кусочком льда напоминающий о лимонаде, а внимательный наблюдатель различил бы на жилете Горация крошки от печенья.

Тепло весенних лучей располагало его ко сну, а потому легкий свист не сразу проник в истомленное сознание. Поначалу Гораций приписал его птичкам, но постепенно он так усилился, что исключил возможность ошибки. Открыв глаза, Гораций сонно вгляделся в кусты и увидел лицо.

Перейти на страницу:

Все книги серии П. Г. Вудхауз. Собрание сочинений (Остожье)

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное