Том 2. Лорд Тилбури и другие

— Слушайте, Эббот! Вы знаете, как мне не везло в брачных делах. Я легко увлекаюсь, вот моя беда, и слишком мягкосердечен, не могу ответить даме: «Нет!» А в результате — выбор неудачен. Троим я плачу алименты, с четвертой тянется тяжба. Поэтому я из Нью-Йорка улизнул — дошли слухи, что моя четвертая пытается всучить мне повестку. И теперь этот тип примахал сюда! Подумать только, сюда! В самую глубинку Старого Света! Нет, в голове не укладывается!

— Да какой тип?

— Я не могу! — вскрикнул Чиннери. — Я не осилю еще одних алиментов! Никакое богатство не выдержит, а ведь я не так уж богат. Некоторые думают, что богат, но они заблуждаются. Тем более, случились непредвиденные расходы, — не упустил он случая стрельнуть в собеседника намеком. — К р у п н ы е расходы. А теперь еще этот тип…

Сэр Бакстон взревел, как лев у походного костра, которого он столь красочно живописал в своей недавно изданной книжке «Воспоминания охотника» (Издательство «Мортимер Басби», 15 шиллингов). Он был человек чувствительный, и намек его задел.

— Какой тип?

— Я же вам говорю! Тот самый, которого я увидел в деревне. Знаете, кто это? Клейщик. Американский чемпион. Хвастает, что у него промахов нет. И точно ведь, мерзавец, всех достает! Настоящая ищейка!

— Клейщик? — совсем растерялся сэр Эббот. Обои у него клеили всего две недели назад, он не усмотрел в рабочих ничего зловещего. Наворотили, правда, грязи, заляпали все, но так — вполне безобидны, разве что фальшиво насвистывали «Я телом и душой…» Словом, клейщики не совмещались с образом ищейки.

— Судебный исполнитель, — растолковал Чиннери, спохватившись, что разговаривает с невежественным иностранцем.

— О?! — воскликнул сэр Бакстон. — А?! То есть человек, который вручает повестку?

Чиннери передернуло.

— «Вручает повестку»! Разит без промаха. Да перед ним кто хочешь — кролик перед горностаем. Вы бы видели, как он зацепил меня, когда первая жена… хотя нет, вторая… Как он за мной охотился! Я лег на дно в Стэмфорде, штат Коннектикут, засел в отеле и думаю: уж тут ему ни в жизнь меня не отыскать. Посиживаю у окошка, попыхиваю сигарой, радуюсь, что обставил его и — бамц! — вот он, материализовался, стоит на приставной лестнице. Бросает мне бумаги и орет: «Эй там, мистер Чиннери! Это — вам!» Нет, представляете? Так и кинул. Я протестую, так не считается, но суд постановил — очень даже считается, и все, конец делу. А теперь, иду я по глухой английской деревушке — и что же? Выныривает из гостиницы. Как он умудрился меня разыскать? Нет, не понимаю! Откуда он вообще разнюхал, что я в этих краях? Да уж, этот тип — как индусы из храма, не читали? Один субъект украл такой камешек, глаз у идола, — ну, украл, уехал, спрятался, и вдруг видит: из-за угла идут эти индусы, все трое.

Чиннери перевел дух. Сэр Бакстон мечтательно улыбался, вспоминая счастливые деньки юности.

— В мое время в Лондоне был знаменитый клейщик, такой Бэньян, — внес и он свою лепту. — Мы его прозвали Хорек. Помню, нагрел меня на 2 фунта 7 шиллингов и 6 пенсов, задолжал я за носки. Я был польщен. Кто он, и кто я? Он — знаменитость, а я — так, зеленый юнец. Случилось это задолго до того, как я унаследовал титул.

Чиннери пребывал не в том настроении, чтобы углубляться во времена Эдуарда VII.[79]

— Какой Бэньян? Нет, какой Бэньян? Я про Булпита.

— Булпита? — вздрогнул сэр Бакстон. — Так его зовут Булпит?

И тихонько застонал, прощаясь со всеми надеждами. Расспрашивая жену, он узнал, что брат ее начал карьеру поющим официантом, затем стал коммивояжером, но и тогда не отчаялся. Казалось бы, плохое начало для блистательной карьеры, но с американцами, думал он, и не разберешь. Половина миллионеров начинали мелкими сошками. Вот, скажем, Чиннери когда-то торговал на улице. Словом, вопреки всему, Бакстон цеплялся за мечту о любящем шурине с кругленьким счетом в банке.

Но теперь все его грезы рассыпались прахом. Да, за 25 лет Булпит вырос от скромного официанта до первой из судебных ищеек Америки, это делает ему честь и показывает, чего можно достичь упорством и предприимчивостью, но иллюзиям — конец. Даже сверхталантливые клейщики не особенно богаты.

Бак сидел среди обломков надежды, грызя ручку и раздумывая о том, насколько бы все повернулось по-другому, окажись его жена сестрой Генри Форда. В разгар его раздумий дверь распахнулась, и вплыла леди Эббот, ведя в кильватере Булпита.

Появление их приветствовал оглушительный грохот, будто рухнуло тяжелое тело. Произвел его Чиннери. Взвившись из кресла, точно загнанный олень, Чиннери весьма неудачно поскользнулся на коврике и к моменту встречи сидел на полу.

Эксцентричность его, пожалуй, удивила бы иную женщину, но непробиваемая безмятежность леди Эббот не дала и трещинки. Она бровью не повела, будто так и заведено, чтобы дородные мужчины рыбкой сигали из кресел.

— Вот это Сэм, — представила она.

Сэр Бакстон, все еще в мыслях и сожалениях, тускло взглянул на гостя. Булпит кинулся к нему с протянутой рукой.

— Приятно познакомиться, лорд Эббот!