— Именно. Это было вечером накануне того, как Флик пришла к нему на работу. Но речь о другом. Я перехожу к самому главному. Разговор зашел о тебе, я упомянул, что ты — племянник старого Парадена, приехал в Лондон узнать, чего у бедняги падают прибыли. Тут Лилия сказала, что тебя-то ей и надо, — она объяснит, в чем финт.
Билл взволнованно выпрямился.
— Так Слинсби и вправду финтит?.
— Насколько я понял с ее слов, давно и на полную катушку. В том-то и суть. К тому времени я набрался, можно сказать, до бровей, но это я усек. Слинсби, тоже, надо думать — с пьяных глаз, сделал ужасную глупость, выболтал ей все. До последней подробности! Где труп зарыт, и все такое. Не пойму, как эти хваленые умники дают маху с женщинами. Возьми хоть Самсона. Или, скажем, Марка Антония. Чем выше они,[19]
— вздохнул Джадсон, — тем больнее им падать.— Так в чем дело? Что там у Слинсби за афера?
— А вот этого, — отвечал Джадсон, — она мне не сказала. Для тебя преберегает. Хочет рассказать лично, чтобы ты передал старику. Решила насолить Слинсби. Я все устроил. Сегодня вечером угощаешь ее обедом.
— Сегодня?
— Ну да. Если хочешь, пойду с тобой.
— Спасибо, не надо.
— Ты уверен? Меня бы нисколько не затруднило.
— Уверен, спасибо.
— Ладно, — обреченно произнес Джадсон. — Наверное, ты прав, — добавил он после недолгого раздумья. — Может, не так и плохо посидеть вечером в тишине, лечь пораньше. Не знаю, с чего бы это, но мне сегодня неможется. Голова, то-се. Погода, наверное. Ладно, встречаетесь у Марио в четверть девятого. Ты ее узнаешь. Высокая такая брюнетка, похожа на танк.
— У Марио? — повторил Билл. — Нет, нет…
— А? Почему?
— Это место свято. Когда Флик уезжала в Америку, мы устроили там прощальный обед.
— Поедешь к Марио, и без никаких! — твердо произнес Джадсон. — Господи, неужели она станет все переигрывать из какого-то твоего каприза? Скажи спасибо, что она вообще согласилась с тобой встретиться.
— Да, — сказал Билл. — Наверное, ты прав.
— Четверть девятого, в вестибюле. Ты сразу ее узнаешь. Она будет в красном платье. На испанку похожа, глаза блестят, полон рот зубов…
— Ух!
— Что? — забеспокоился Джадсон.
— Ничего.
— Отличная девушка. Огонь! Тебе понравится.
— Обязательно, если расскажет что-нибудь важное о Слинсби. Джадди, ты понимаешь, что это все меняет? Если ты прав, дядя Кули мне ни в чем не откажет.
— А то! — согласился Джадсон.
— Тогда можно будет забрать Флик от этих ужасных людей и сразу пожениться. Господи! Джадди, ты представить не можешь, как я люблю Флик. Она — просто фея какая-то. Порой, когда я сижу один, я отчетливо вижу ее прекрасное лицо, сияние синих глаз…
Джадсон потянулся за спортивной газетой и водрузил ее перед собой. Обязанности друга тоже не безграничны.
— Потом, потом, старик, — сказал он.
Глава XVII ВОСКРЕСНЫЙ ВЕЧЕР У МАРИО
Ничего похожего на дух дружества и оптимизма, воцарившийся по адресу Баттерси, доходный дом Мармонт, 9, не проникло с приездом Флик в Холли-хауз, Уимблдон. Хотя возвращение блудной племянницы сопровождалось почти библейским ликованием, разве что без упитанного тельца, Флик не радовал вновь обретенный кров; день за днем она заставляла себя думать о Билле, чтобы окончательно не впасть в тоску.
Лекция, которую тетя Фрэнси начала на вокзале Ватерлоо, длилась без остановки целую неделю, а к семи часам вечера в воскресенье она переросла в такой поток красноречия, что мистер Синклер Хэммонд сбросил оковы возраста и проявил свирепую решимость, тем более устрашающую, что исходила она от человека мягкого.
— Флик, — сказал мистер Хэммонд странным, напряженным голосом, перебив монолог жены.
— Да, дядя Синклер?
— Вышла бы ты на минутку.
Миссис Хэммонд устремила на мужа взгляд, под которым он в прежние времена тут же уткнулся бы в книгу. Но сегодня это не подействовало. Ад не ведает той ярости, на которую способен мирный покладистый человек, когда наконец решается дать отпор. Мистер Хэммонд неделю кипел на медленном огне, и силы в нем скопилось с избытком. Подобно тому, как другой мягкий человек, Билл Вест, рассвирепел от удара палкой, так и Синклер Хэммонд бросился я бой, слыша, как его любимую племянницу учат и учат, песочат, воспитывают и вообще терзают.
— Я говорю с Флик, — холодно сказала миссис Хэммонд.
— Выйди, Флик, — с кривой полуулыбкой произнес мистер Хэммонд.
Флик вышла.
Миссис Хэммонд величаво повернулась к мужу. Некому было сказать ей, как некогда французскому королю, что это не бунт, а революция, которая положит конец ее безраздельному владычеству, и она думала, что подавит его привычным способом.
— Помолчи, — сказал мистер Хэммонд. Миссис Хэммонд замолчала.