Том 2. Магизм и единобожие

В этих словах содержится целая революция. Эхнатон отверг представления своих предков о том, что только египтяне настоящие люди, а прочие — «сыны дьявола». Он пришел к мысли о том, что Бог объемлет своей любовью все земли и все племена. Он намеренно ставит Палестину, Сирию и Нубию на первом месте, а Египет на последнем. Он хочет навсегда положить конец разделениям и открыть всем подвластным ему народам единого благого Бога.

Эхнатон решился на то, на что не решились жрецы. Он восстал против язычества, магии, идолопоклонства. Если жрецы шли к единобожию путем отождествления богов, сохраняя весь балласт старых преданий, фараон-реформатор не побоялся порвать с ними самым радикальным образом.

Но в одном он остался истинным сыном старого Египта. Самосознание пророка, постигшего новую истину, слилось в нем с древней верой в божественность царя. Пусть он выкинул имя Гора из своего священного титула, но на деле он продолжал быть тем же «воплощенным Гором», что и его предшественники:

Каждое око глядит на тебя,
Горний Атон, с вышины озаряющий землю.
Но познал тебя и постиг
В целом свете один Эхнатон, твой возлюбленный сын,
В свой божественный замысел ты посвящаешь его,
Открываешь ему свою мощь…
Все для царя расцветает.
Так ведется со дня мирозданья,
Когда землю ты сотворил и возвеличил ее
Во имя любимого сына, плоти от плоти твоей.

Это наследие Магизма связывало религию Атона с государственным культом императора. Перед изваяниями царя и царицы в Ахетатоне совершались воскурения и приносились жертвы.

Следуя своему отцу, Эхнатон объявил себя единственным носителем «Истины». Во имя этой «Истины» он стремился создать новый уклад жизни, отличный от прежнего. Его божественность должна была отныне проявляться с такой же благостью, с какой солнце живит землю. Эхнатон стал открыто пренебрегать традиционной помпезностью, сопровождавшей прежних фараонов при публичных появлениях. Он не надевал старого фетиша — двойной короны Обеих Земель, не любил других царских регалий.

От художников, которые украшали его столицу, царь настоятельно требовал «Истины». Это был, пожалуй, единственный в истории случай, когда государственная власть оказала творческое воздействие на искусство. Эхнатон, несомненно, обладал чуткой поэтической душой; постоянно окруженный талантливейшими мастерами своего времени, он во многом сам оказывался под их влиянием и в то же время увлекал их своим энтузиазмом на поиски новых путей. Он хотел, чтобы все в его городе было иначе, чем в Фивах. Создавая дворцы и храмы в Ахетатоне, художники Юти, Бек, Тутмос получили право не считаться с омертвевшими канонами старых школ. Сначала в своем стремлении к Маат они доходили почти до карикатуры. Не колеблясь они изображали малоизящную фигуру царя, его большой живот, отвислую челюсть. Но уже в этих новых стилизациях мы видим удивительное умение показать величие духа Эхнатона, которое не может скрыть его уродливая внешность. Этот нескладный человек с огромной головой на тонкой шее и короткими ногами кажется более прекрасным, чем цветущие и улыбающиеся монархи на парадных статуях прошлых веков.

С каждым годом гротеск и вызов традициям уступал новым художественным поискам. Возникла новая школа, которая создала изумительные по красоте творения; нежные девичьи фигурки, галерея портретов царя, Нефертити и их дочерей, картины природы, как бы иллюстрирующие Гимн Солнцу, — все это непревзойденные шедевры египетского искусства. Здесь не было натурализма, но присутствовало какое-то просветленное чувство природы. Искусство Ахетатона нельзя рассматривать вне религии Атона. Ее любовное, бережное отношение к миру, ее восхищение каждым проявлением в нем красоты одухотворяют произведения художников солнечного города.

Изменились и традиционные сюжеты. Мы видим фараона не только несущимся на боевой колеснице, но и в интимной семейной обстановке. Он обнимает дочерей, целует Нефертити, молится, воздев руки. Солнцу, которое осеняет его своими лучами. Между прочим, в этих изображениях небывалую доселе роль играла Нефертити. В прошлом жены фараонов обычно стояли в тени. А теперь мы видим, что царь постоянно появляется с ней вдвоем: на парадах, на праздниках и на богослужениях. Это можно объяснить не только особенной любовью царя к жене, но и его желанием показать, что он отрекся от прежних обычаев и создает новые. Он во всем следует «Истине».

* * *