Том 2. Марш тридцатого года

Синенький. И ты можешь раньше всех встать и мазать.

Забегай. Вот ироды!

Блюм. Вы такие хорошие мальчики…

Захаров. Убирайтесь вон…

Федька и Ванька салютуют и скрываются. Вальченко, Торская и Блюм смеются. Улыбаются Захаров и Забегай.

Забегай. Ну, что ты будешь с ними делать?

Блюм. Я для вас, товарищ Забегай, куплю еще такого масла. А они пускай уж мажут. Они же влюблены в свой «кейстон».

Собченко(заглядывает в дверь). Алексей Степанович, даю сигнал на совет.

Захаров. Есть сигнал на совет.

Воргунов(входит и располагается на большом диване). Выяснили с маслом, Забегай?

Забегай. С ними выяснишь! Когда вымажут флакон, сами скажут, а теперь ни за что. Им масло жалко. И где они прячут?

Воргунов. Шустрые пацаны. Станок у них: не у каждой барышни такая постель.

Захаров. Согласитесь, Петр Петрович, это новая культура.

Воргунов. Пожалуй, новая…

Забегай. Социалистическая…

Воргунов. Вы думаете?

Забегай. А как же?

Воргунов. Так. Ну, а я еще подумаю.

В коридоре сигнал на совет командиров. Синенький, продолжая играть сигнал, марширует в кабинет. За ним, отбивая шаг, марширует Федька и еще три-четыре пацана одинакового с ними возраста. Кончив этот марш, они вдруг выстраиваются и начинают петь на мотив развода караула из «Кармен». Синенький подыгрывает на своей трубе.

Хор(за сценой).

Папа римский вот-вот-вот
Собирается в поход.
Видно, шляпа — этот папа:
Ожидаем третий год…
Туру-туру-туру,
Туру-туру, туру,
Туру-туру-туру,
Туру-туру, туру, туру,
Туру-туру-туру.

Воргунов живо аплодирует, мальчики собираются к нему.

Воргунов. Честное слово, хорошо. Вы были на «Кармен»?

Романченко. Аж два раза. И наш оркестр играет. Мы можем еще спеть для вас марш из «Кармен»: Петьки, Федьки, Витьки, Митьки.

Жученко. Эй, вы, музыканты, успокаивайтесь, пока я вас отсюда не попросил…

Романченко. Мы возле вас сядем, товарищ Воргунов. А то наша жизнь плохая: кто чего ни скажет, а Жучок на нас кричит.

Воргунов. Ну что же, садитесь.

Романченко. Вы у нас будете, как дредноут, а мы подводные лодки.

Синенький. Вы знаете как, товарищ Воргунов? Если Жучок будет нападать, вы правым бортом, а если Алексей Степанович — левым бортом.

Воргунов. А вы меня тут нечаянно не взорвете? Подводная лодка, знаете, опасная вещь…

Синенький. Ого! Вот вы сегодня увидите: будет атака подводных лодок — прямо в воздух.

Крейцер. У вас такие серьезные планы, подводные лодки?

Романченко. Даже самим немного страшно.

Блюм. А почему вы говорите «подводные лодки»? Настоящие моряки так не говорят. Говорят: подлодки.

Синенький(улыбается). Так это мы для непонимающих, для разных сухопутных.

К этому времени в кабинете собрались все пять командиров, человек пятнадцать-двадцать старших коммунаров. Не нашедшие места на диване стоят у дверей. «Подлодки», разместившиеся было на диване, уступая места старшим и взрослым, постепенно опускаются на ковер, окружая большой диван со всех сторон. Прежде всего им пришлось уступить место на большом диване Крейцеру, потом Трояну; Торская и Вальченко устроились у стола Захарова, недалеко от них Блюм. Дмитриевский и Григорьев держатся особняком в самом дальнем углу. В кабинете стало тесно.

Жученко. Ну, довольно.

Пауза.

Первый!

Клюкин. Есть!

Жученко. Второй!

Зырянский. Есть, второй.

Жученко. Третий!

Донченко. Есть.

Жученко. Четвертый!

Забегай. Четвертый непобедимый есть.

Жученко. Пятый!

Собченко. Пятый на месте.