Том 2. Машина времени

Земля под моими ногами, видимо, была изрыта туннелями, в которых обитала новая раса. Существование вентиляционных башен и колодцев по склонам холмов — всюду, кроме долины реки, — показывало, что туннели образуют огромную, разветвленную сеть. Разве не естественно было предположить, что в искусственном Подземном мире шла работа, необходимая для благосостояния дневной расы? Мысль эта была настолько правдоподобна, что я тотчас принял ее и стал размышлять дальше, отыскивая причину разделения человечества. Боюсь, что вы с недоверием отнесетесь к моей теории, но что касается меня самого, то я в скором времени убедился, насколько она была близка к истине.

Мне казалось ясным, что постепенное углубление теперешнего социального различия между Капиталистом и Рабочим было ключом к разгадке. Это покажется вам ироническим преувеличением, но ведь уже теперь существуют обстоятельства, которые указывают на такую возможность. Все чаще проявляется тенденция использовать подземные пространства для нужд цивилизации, которой не нужны изящества: существует, например, подземная железная дорога в Лондоне, строятся новые электрические подземные дороги и туннели, существуют подземные мастерские и рестораны, причем они растут и множатся. Я думаю, эта тенденция все усиливалась, и промышленность в конце концов совсем исчезла с поверхности земли. Все глубже и глубже под землю уходили мастерские, где рабочим приходилось проводить все больше времени, и наконец… Даже теперь — разве искусственные условия жизни какого-нибудь ист-эндского рабочего не отрезают его фактически от поверхности земли?

А тенденция, характерная для богатых людей и вызванная все большей утонченностью жизни, — тенденция расширять пропасть между ними и оскорбляющей их грубостью бедняков тоже ведет к захвату привилегированными сословиями все большей и большей части поверхности земли. В окрестностях Лондона и других больших городов уже, наверное, добрая половина самых красивых мест недоступна для посторонних! А неуклонно расширяющаяся пропасть между богатыми и бедными, результат продолжительности и дороговизны высшего образования, а также стремление богатых к утонченным привычкам — разве не приведет это к тому, что соприкосновение между классами станет все менее частым? В конце концов на земной поверхности должны будут остаться только имущие, наслаждающиеся удовольствиями и красотой, а под землей окажутся все неимущие — рабочие, приспособившиеся к подземным условиям труда. А очутившись там, они, без сомнения, должны будут платить имущим за вентиляцию своих жилищ. Если же они откажутся от этого, то умрут с голода или задохнутся. Неприспособленные и бунтовщики просто вымрут. Мало-помалу при установившемся равновесии такого порядка вещей уцелевшие неимущие приспособятся к условиям подземной жизни и сделаются такими же счастливыми, на свой собственный лад, как и жители Верхнего мира. Как мне казалось, утонченная красота одних и бесцветная бледность других имели вполне естественное происхождение.

Окончательный триумф человечества, о котором я мечтал, принял теперь в моих глазах совершенно иной вид. Это не был триумф морального прогресса и всеобщего сотрудничества, который я воображал себе. Нет, я увидел настоящую аристократию, вооруженную новейшими знаниями и потрудившуюся для логического завершения современной индустриальной системы. Ее победа была не только победой над природой, но также и победой над людьми. Такова была моя теория на этот момент. У меня не было проводника, как в книгах об Утопии. Может быть, мое объяснение абсолютно неверно. Но все же я и сейчас думаю, что оно самое правдоподобное. Однако даже эта, по-своему законченная цивилизация давно прошла свой зенит и клонилась к упадку. Чрезмерная безопасность жителей Верхнего мира привела их к постепенной дегенерации, к общему вырождению, уменьшению роста, сил и умственных способностей. Это я видел достаточно четко. Что произошло с Подземными Жителями, я еще не знал, но все увиденное мной показывало, что «морлоки», как их называли обитатели Верхнего мира, ушли еще дальше от нынешнего человеческого типа, чем «элои» — прекрасная наземная раса.

Теперь я все больше беспокоился. Зачем морлоки похитили мою Машину Времени? Теперь я был уверен, что это именно они похитили ее. И почему элои, если они здесь господствуют, не могут возвратить ее мне? Почему они так панически боятся темноты? Я попытался было расспросить о Подземном мире Уину, но меня снова ждало разочарование. Сначала она не понимала моих вопросов, а затем просто отказалась отвечать. Она так дрожала, как будто этот разговор был для нее невыносим. Когда я начал слишком резко настаивать, она расплакалась. Это были единственные слезы, которые я увидел в Золотом веке, кроме тех, что пролил сам. Я тотчас перестал мучить ее расспросами о морлоках и постарался, чтобы с лица Уины исчезли эти следы человеческих чувств. Через минуту она улыбалась и хлопала в ладоши, когда я торжественно зажег перед ней спичку.

6