Но Человек, маленький и робкий, не может прожить без кумира. Молится. Преклоняется. Кучится в стадо…
Вечные противники взвешены Мною. И рассеялись, растаяли мгновенным туманом притязания на господство надо Мною. Только Я и не-Я, – Я, Человек, единый и вечный, и не-Я, демоническая сила, враждебная Мне, насколько она выдает себя за благую и потому требует себе поклонения, и помогающая Мне, когда она прельщает Меня и соблазняет Меня соблазнами земных прельщений. Или и тогда враждебная? И, может быть, и в этой схеме есть неточность?
Да, есть, да и должна быть. Такова природа человеческого познания, что всякая истина полярно расщепляется на да и нет. Взвесив первые противоположности, – Бог и Дьявол, Добро и Зло, Закон и Дерзновение, роковая власть случайного Ягве с его случайным Эммануилом (Айса) и роковая Моя Свобода-Необходимость (Ананке), – взвесим и вторые противоположности, – Я и не-Я, вечный Эрос и его вечная Психея.
Но всё и во всем только Я. И не Я ли создал силы земные, Мои, – и не Мои, демонические?
Когда Человек прозреет, – когда Спящий проснется, – когда Мертвые восстанут, – когда новые небеса раскроются над новою землею, – о брат Мой! о сестра Моя! верите ли вы в это? – когда померкнет злой Змий, тогда придете вы ко Мне, тогда поймете вы великий закон Моего единения в тождестве совершенных противоположностей. И истлеют, и спадут земные, призрачные Личины, – и подземными Личинами единый засияет Лик, – Мое вечное лицо. И, сгорая, сгорят демоны и боги, злые и добрые, – сгорая, сгорят.
Улыбаешься и говоришь:
– Глупые сказки! Я – Иоанн, и жена моя – Мария. Вот там родственники и друзья наши, – Лазарь, и Марфа, и другая Мария, и третья. И Лука. И Клеопа. И других так много. И все разные. И на том свете будем разными, Лука любит лук, а Клеопа – персики.
И вижу в твоих глазах огонь дьявольской насмешки. Узнаю старого, злого врага. Дьявольский соблазн, не тот – детский, которым Адам был пойман и Эммануил искушаем не совсем удачно, – вечный, роковой соблазн разъединения. Дьявол смеется надо Мною, лепит злые, искаженные хари и отводит Мои глаза.
– Вот, – говорит он, – Лука, а вот Клеопа, а где же ты?
Где же Я?
Так третья и последняя предо мною раскрывается противоположность: необходимое единство Мое – и злобное, случайное Мое разъединение.
Я говорю:
– Брат Мой! Сестра Моя! Познайте Меня! Придите ко Мне! Любите Меня! Поймите, что между Мною и тобою нет разницы, нет границы, нет разделения.
Но Дьявол прячется под уродливыми, слепленными им харями, и визжит, и хохочет, и гнусные придумывает слова, издеваясь над Моею верою, над Моим откровением, над Моим страстным зовом. Тысячеголосый вой подъемлет он вокруг Меня, и дразнит Меня миллионами красных языков, покрытых бешеною слюною, вопит под неисчислимостью уродливых масок.
– Ты – глупый и смешной, Иван Иваныч!
– Я лучше тебя.
– Я здесь самый главный, а не ты.
– У меня больше денег, чем у тебя.
– У меня есть любовница, очень дорогая.
– Может быть, и ты хочешь быть таким же хорошим, как я? Ну что же, состязайся.
– Жизнь – борьба.
Кривляются, орут. Ну вас к черту!
Да они от черта и есть. Их чертом не испугаешь. Разве вы не видите, какие они плоские и серые? Все черти – плоские и серые.
Все люди – неужели все? – плоски и серы. Люди – черти. Неужели и вправду черти?
Да, насколько они – не-Я.