Вот так воля у этого юноши. Вот так дисциплинка нервов!.. Ему было лишь «чортовски досадно!?» Да я за эти семь месяцев сотню раз успел бы повеситься, утониться, зарезаться или еще что… А ему только, досадно!.. Нет, уже тут форменная «Ком-са», белая и черная магия и больше ничего!..
– Семь месяцев прошло с тех пор, и я больше не получал от Никодима ни одной весточки. Я предполагал: или он пустился отыскивать меня и погиб в беспредельности Вселенной, сбившись с пути, или он остался в Америке и… тоже погиб…
– Это сволочи цилиндры! – не удержался «вихрастый» и вскочил в возбуждении со скамьи. – Это они его ухлопали… Скажи, Ком-са твой друг Никодим не назывался ли еще Никандрием?..
– Да. Он мне сообщал, что принял такую фамилию в Америке…
– Это они! Это они! – «вихрастый» готов был бежать на берег моря, где остались бездыханные «цилиндры», чтобы… не знаю, что он хотел с ними делать; мы его удержали…
– Я догадывался, что в нашу радиацию кто-то проник, – сказал Андрей, – кто-то перехватывал наши мысли, – но мне не хотелось верить смерти друга… Итак, он умер…
Андрей тяжело задумался, облокотившись на колено: лицо омрачилось, глаза потухли… Впрочем, это продолжалось всего лишь одну минуту.
Он тряхнул головой и снова принял гордый, независимый ни от каких печалей, почти дерзкий вид. Его глаза приобрели новые стальные блики, и в них напружилась такая огромная жажда мести, что мне стало жутко за того, на кого она выльется…
– Эх, Ком-са не горюй! – вдруг вскочил он, слегка ударив «вихрастого» по плечу, от чего тот скривился и присел. – Летим на землю! Мы еще покажем им – цилиндрам и всякой сволочи – кузькину мать…
Кажется, меня они не относят к последней категории, а то, должно быть, эта «кузькина мать» – что-то в высшей степени неприятное, иначе не зачем ее показывать…
XI. Последний рейс
В нескольких словах о нашем последнем, межпланетном рейсе. Неудачно выдался он.
Мы перенесли аккумуляторы из «сигары» Андрея в свою машину, увеличив таким образом запас психо-энергии. «Сигару» пришлось оставить на Венере. Можно было бы ее взять с собой, если бы кто-нибудь из нас согласился ею управлять, но такого не нашлось: никому не хотелось разбивать компании.
К управлению сел Андрей (я, значит, получил отставку). И он с первой же минуты развил такую бешеную скорость, что мы в три часа покрыли расстояние от Венеры к Земле, расстояние свыше 50.000.000 километров…
Ну и мозжище у этого юноши… Нужно заметить, что, ведя машину, он и не думал отдаваться целиком ее управлению, как скажем, это делал я. Нет, он все время балагурил, острил, смешил ребят и меня, словом, полет да еще на таком чудовищном ходу для него являлся шуткой… Вероятно, он, подобно Юлию Цезарю, умеет совмещать одновременно: и чтение, и письмо, в диктовку, и еще что-нибудь…
Три часа промчалась незаметно и без всяких приключений.
Мы (я и ребята) были поражены, завидев так скоро воздушную оболочку родной планеты.
Андрей посмеивался:
– Видели бы вы, каким чортом я носился от одной комбинации Вселенной к другой… Там я уже не шутил и не смеялся, а до самой последней клеточки своего организма отдавался машине…
В несколько минут прошли земную атмосферу. Задержали ход, опознали территорию своего Союза и к нему.
Но… пролетая около западных берегов Черного моря, потерпели аварию.
Ну разве это не ирония судьбы?.. Всюду из самых невероятных положений – выходить сухими, а здесь вблизи своей родины намокнуть вдребезги и кроме того потерять машину!!. Тут уже мне не докажут ребята, что мы сами виноваты! Это – рок, рок и больше ничего…
Какому-то эфиопу вздумалось выпалить в нас с берега из пушки (а машина шла тихо). И что обидно: из самой первобытной пушки. Из такой, какими стреляли в середине века… Ядро – представьте себе: – каменное ядро, задело нос машины, сорвало передний проводник, чуть не убив Андрея, и испортило всю наружную сеть…
Машина стала падать…
Андрей, собрав все свои необъятные силы (вот где ему пришлось-таки показать себя), при помощи одной своей психо – энергии удержал машину от падения в воду, где она, наверное захлебнулась бы, потопив и нас. Он думал достичь так советских берегов.
Мы неслись к Крыму, видневшемуся в виде тонкой полоски вдали. Ветер заходил в пробоину машины, ревел и сильно ослаблял быстроту нашего хода.
Всему бывает предел: Андрей, наконец, выдохся и крикнул:
– Ком-са! (я тоже, стало быть, Ком-са)… Сейчас шлепнемся в воду… Больше не могу… Откройте дверку… Вон я вижу пароход. Если моих сил не хватит доставить вас до него, прыгайте в воду, как только машина станет опускаться…
Спорить с ним не приходилось. Он всех нас одним решительным взглядом выпроводил к двери, а сам остался у поломанного механизма управления.
– Не беспокойтесь, – сказал он, – я не останусь в машине; мне еще не надоела жизнь… Выпрыгну вслед за вами…
До парохода он нас не довел, и мы, уподобившись взволнованным лягушкам, с трехсаженной высоты один за одним – Андрей последним – попрыгали в воду.
Продырявленная машина упала, пустила пузыри и пошла ко дну…