ЕВДОКИЯ
: Евстигнеев! Четыре с половиной года ты дуешь в эту флейту и, все равно, ни звука издать не можешь! Брось! На коленях прошу тебя! Вот видишь? Я целую твои ноги. Неужели ты меня не слышишь? Ты злой, нехороший человек, Евстигнеев! Я тружусь дни и ночи, чтобы мы не голодали с тобой. Я служу, бегаю по лавкам, готовлю обед, мою посуду, убираю комнату, стираю твоё бельё… Ты видишь на что стали похожи мои руки? Я больная и несчастная делаю непосильную для себя работу. А ты? Знай дуешь в свою флейту! И ведь хоть бы прок был какой! А то не только сыграть чего-нибудь, а даже звука издать не можешь! Опомнись! Опомнись Евстигнеев!ЕВДОКИЯ
: Нет, больше не могу! Это не человек, а зверь какой-то! (Поднимаясь с колен). Слушай Евстигнеев! Я делала все, чтобы образумить тебя. Ничего не помогает. Я слабая и не могу сама отнять у тебя флейту. Ты меня просто поколотишь. Поэтому я решила прибегнуть к крайнему средству. Ты слышишь, что я тебе говорю, Евстигнеев! Ты слышишь?ЕВДОКИЯ
: Да ты слышишь, что я тебе говорю? Ах, так! И слушать не желаешь! Ну ладно: сейчас прибегну к тому крайнему средству, о котором я тебе говорила. Не слушаешь? Ладно! Сейчас пойду и позову дворника!ЕВДОКИЯ
: Ты слышал? Сейчас позову дворника.ЕВСТИГНЕЕВ
: Зачем?ЕВДОКИЯ
: А затем, что мы с дворником отнимем у тебя флейту, сломаем ее и выбросим на помойку.ЕВСТИГНЕЕВ
: Нет? Хы-хы-хы!ЕВДОКИЯ
: Не нет, а именно да!ЕВСТИГНЕЕВ
: Как же так? (ЕВДОКИЯ
: Ах, ты опять! Ну, ладно…ЕВДОКИЯ
: Кто там?ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ
: Дорочка! Это я! Открой, силь-ву-пле!ЕВДОКИЯ
; Ах, это ты, Вера! Сейчас, одну минуту. (ЕВСТИГНЕЕВ
смеётся: Хы-хы-хы!ЕВДОКИЯ
: Дай сюда флейту! Сию же минуту дай сюда флейту!ЕВСТИГНЕЕВ
(ЕВДОКИЯ
: Сейчас Верочка! (ЕВДОКИЯ
: Вот познакомься: Евстигнеев, мой муж. А это Вера Александровна Сулипанова — моя двоюродная сестра.СУЛИПАНОВА
(подходя к Евстигнееву): Очень рада с вами познакомиться!ЕВСТИГНЕЕВ
: Хы-хы-хы!ЕВДОКИЯ
: Садись, Вера, вот сюда и рассказывай как ты живешь?СУЛИПАНОВА
: О, душа моя, столько новостей! Я брежу театрами и светской жизнью. Да, милочка, я вся для общества! Грегуар подарил мне тончайший заграничный чулок, но к сожалению только один. Так что его нельзя носить. Но я, когда ко мне приходят гости, бросаю этот чулок на диван, будто забыла его убрать, и все, конечно, думают, что у меня их пара. Борман увидал этот чулок и сказал: «Такими чулками кидаться нельзя!» А я ему сказала: «О! У меня их целая куча! А вот туфель нет!..» Ах, да, милочка, же сюи малад, у меня болит под мышкой. Это Зайцев лез ко мне рукой за шиворот, но я его дальше подмышки не пустила. Не дам же я Зайцеву хватать себя!ЕВСТИГНЕЕВ
: Хы-хы!СУЛИПАНОВА
: Ой! Я говорю такие вещи в присутствии мужчины. Но вы все-таки муж моей сестры и потом, мы, люди высшего общества, можем позволить себе некоторые фривольности.ЕВСТИГНЕЕВ
: Хы-хы! (СУЛИПАНОВА
: Что это?ЕВДОКИЯ
: Да это мой муж хочет на флейте играть.СУЛИПАНОВА
: Господи! Зачем же это?ЕВДОКИЯ
: Ах Вера! Он целые дни изводит меня этой флейтой. Вот видишь? Так он с утра до вечера.СУЛИПАНОВА
: Да ты спрячь от него эту трубку,ЕВДОКИЯ
:<1935–1936>
1937
«— Н-да-а! — сказал я ещё раз…»
— Н-да-а! — сказал я ещё раз дрожащим голосом. Крыса наклонила голову в другую сторону и всё так же продолжала смотреть на меня.
— Ну что тебе нужно? — сказал я в отчаянье.
— Ничего! — сказала вдруг крыса громко и отчётливо. Это было так неожиданно, что у меня прошел даже всякий страх. А крыса отошла в сторону и села на пол около самой печки.
— Я люблю тепло. — сказала крыса, — а у нас в подвале ужасно холодно.
<До января 1937>
«У одной маленькой девочки начал гнить…»
У одной маленькой девочки начал гнить молочный зуб. Решили эту девочку отвести к зубному врачу, чтобы он выдернул ей её молочный зуб.
Вот однажды стояла эта маленькая девочка в редакции, стояла она около шкапа и была вся скрюченная.