С княжеством Суздальским по природным условиям тесно были соединены княжества Рязанское и Муромское. Князь муромский, Давыд, ходил постоянно в воле великого Всеволода, помогал ему в покорении рязанских князей; во время Липецкой битвы муромские князья с своими полками находились в войске младших Всеволодовичей. Рязанские князья были отпущены Юрием из плена в свои волости, но недолго жили здесь в мире: тот самый Глеб Владимирович, который прежде с братом Олегом обносил остальную братью пред Всеволодом III, теперь с другим братом, Константином, вздумал истребить всех родичей и княжить вдвоем во всей земле Рязанской. Мы видели причины сильной вражды между Ярославичами рязанскими в крайнем размельчении волостей; причину же братоубийственного намерения Владимировичей, почти единственного примера между русскими князьями после Ярослава, можно объяснить из большой грубости и одичалости нравов в Рязани, этой оторванной, отдаленной славяно-русской колонии на финском востоке. Как бы то ни было, в 1217 году, во время съезда рязанских князей для родственного совещания, Владимировичи позвали остальную братью, шестерых князей, на пир к себе в шатер; те, ничего не подозревая, отправились к ним с своими боярами и слугами, но когда начали пить и веселиться, то Глеб с братом, вынувши мечи, бросились на них с своими слугами и половцами, скрывавшимися подле шатра: все гости были перебиты. Остался в живых не бывший на съезде Ингварь Игоревич, который и удержал за собою Рязань; Глеб в 1219 году пришел на него с половцами, но был побежден и едва успел уйти.
Мстислав, возвратившись с победою в Новгород, недолго оставался в нем: в следующем же 1217 году он ушел в Киев, оставив в Новгороде жену и сына Василия и взявши с собою троих бояр, в том числе старого посадника Юрия Иванковича; как видно, он взял их в заложники за безопасность жены и сына: так сильна была вражда сторон и возможность торжества стороны суздальской! На существование этой вражды, на существование в Новгороде людей, неприязненных Мстиславу, указывает известие, что Мстислав по возвращении в Новгород в том же году должен был схватить Станимира Дерновича с сыном Нездилою, заточить их в оковах, взявши себе богатое имение их, а в 1218 году он пошел в Торжок и схватил там Борислава Некуришинича, причем так же овладел большим имением; после, однако, все эти люди были выпущены на свободу. В том же году Мстислав созвал вече на Ярославовом дворе и сказал новгородцам: «Кланяюсь св. Софии, гробу отца моего и вам; хочу поискать Галича, а вас не забуду; дай мне бог лечь подле отца у св. Софии». Новгородцы сильно упрашивали его: «Не ходи, князь», но не могли удержать его.
Проводивши Мстислава, новгородцы послали в Смоленск за племянником его, Святославом, сыном Мстислава Романовича, но в том же, 1218 году встала смута: как-то Матей Душильчевич, связавши одного чиновника, Моисеича, убежал; беглеца схватили и привели на Городище, как вдруг пронесся в городе ложный слух, что посадник Твердислав выдал Матея князю, встало волнение: жители Заречья (ониполовцы) зазвонили у св. Николы и звонили целую ночь, а жители Неревского конца стали звонить у 40 святых, сбирая также людей на Твердислава. Князь, услыхав о мятеже, выпустил Матея, но народ уже не мог успокоиться; ониполовцы выступили в бронях, как на рать, неревляне также, а загородцы не присоединялись ни к тем, ни к другим, но смотрели, что будет. Тогда Твердислав, взглянувши на св. Софию, сказал: «Если я виноват, то пусть умру; если же прав, то ты меня оправи, господи!» – и пошел на бой с Людиным концом и с жителями Прусской улицы. Битва произошла у городских ворот, и ониполовцы с неревцами обратились в бегство, потерявши из своих Ивана Душильчевича, Матеева брата, а неревляне Константина Прокопьича, да кроме этих еще шесть человек; победители, жители Людина конца и Прусской улицы, потеряли по одному человеку, а раненых было много с обеих сторон. Целую неделю после этого побоища все были веча в городе; наконец, сошлись братья вместе единодушно и целовали крест. Но тут князь Святослав прислал своего тысяцкого на вече: «Не могу, – говорил князь, – быть с Твердиславом и отнимаю у него посадничество». Новгородцы спросили: «А какая вина его?» «Без вины», – велел отвечать князь. Тогда Твердислав сказал: «Тому я рад, что вины на мне нет никакой, а вы, братья, вольны и в посадничестве и в князьях». Новгородцы велели отвечать Святославу: «Князь! Если Твердислав ни в чем не виноват, то ты нам клялся без вины не отнимать ни у кого должности; тебе кланяемся, а вот наш посадник, и до того не допустим, чтоб отняли у него без вины посадничество». Святослав не настаивал больше, и наступило спокойствие.