Том 2. Повести и рассказы

— Так помни, Зося, если ты хоть немножко меня любишь.

Тут мы, разумеется, очень нежно расцеловались.

Трудно сейчас откопать в памяти чувства, которые меня терзали после ухода Зоси. Как это Лёня посмела так со мной разговаривать?.. Правда, учителя и особенно инспектор обращались со мной довольно фамильярно, — да, но это старые люди. Однако среди товарищей в первом классе (теперь уже во втором) я пользовался уважением. Да и тут, в деревне, вы бы послушали, как со мной разговаривал отец, поглядели бы, как мне кланялись батраки; а сколько раз меня приглашал приказчик: «Пан Казимеж, может, заглянете ко мне: посидим, покурим…» А я ему на это: «Благодарю вас, я не хочу привыкать». А он: «Какой вы счастливец, что у вас такая сила воли… Вы бы не поддались и гувернантке…»

Соответственно обращению старших я тоже держался очень степенно. Недаром сам приходский ксендз говорил отцу: «Вы посмотрите, дражайший мой пан Лесьневский, что школа делает с мальчиком. Только год тому назад Казик был сорванцом и ветрогоном, а сейчас, дражайший мой, это дипломат, это Меттерних…»

Такого мнения были обо мне люди… И надо же было случиться, чтобы какая-то коза, которая и одного-то класса не видела, чтобы она посмела мне сказать: «Это, мальчик, очень на вас похоже!..» Мальчик!.. Подумаешь, взрослая барышня! Оттого, что она знакома с каким-то Адасем, так уже задирает нос. А что такое этот Адась? Окончил третий класс. Ну, а я перешел во второй. Велика разница! Если будет ослом, так я его догоню или даже перегоню. Да еще вдобавок ко всему она велит мне идти за Зосей, как будто я ее лакей! Посмотрим, стану ли я тебя слушаться в другой раз!.. Честное слово, если она еще когда-нибудь ко мне обратится с чем-либо подобным, я просто суну руки в карманы и скажу: «Только, пожалуйста, не забывайтесь!» Или лучше: «Милая Лёня, я вижу, ты не научилась вежливо разговаривать…» Или даже так: «Милая Лёня, если ты хочешь, чтобы я с тобой водился…»

Я чувствовал, что мне не приходит в голову подходящий ответ, и все больше раздражался. Должно быть, я даже изменился в лице, потому что ключница наша, старая Войцехова, дважды заходила в комнату, искоса поглядывала на меня и наконец не утерпела:

— О, господи, что это ты какой скучный?.. Или набедокурил что, или, может, что случилось с тобой?..

— Ничего со мной не случилось.

— Уж я вижу, что-то есть: от меня ничего не утаишь. Если что натворил, ступай-ка ты сразу к отцу и повинись.

— Да ничего я не сделал! Просто немножко устал — и все.

— А устал, так отдохни да поешь. Сейчас я дам тебе хлеба с медом.

Она вышла и через минуту вернулась с огромным куском хлеба, с которого мед так и капал.

— Да не буду я есть, отстаньте от меня!..

— Почему бы тебе не поесть? Бери-ка скорей, а то у меня мед течет по пальцам. Вот поешь, сразу повеселеешь. Оно всегда томит, когда проголодаешься, а поешь, сейчас в голове прояснеет. Ну, возьми-ка в руку!

Пришлось взять, потому что я испугался, что она мне закапает медом волосы или мундир. Машинально я съел, и действительно мне стало полегче на душе. Я подумал, что как-нибудь с Лёней уладится и что не мешало бы угостить и бедного Валека: ведь он-то, наверно, не часто ел мед; к тому же я его уже полюбил.

По моей просьбе Войцехова, видя, сколь благотворное действие оказало ее лечение, отрезала мне еще больший ломоть хлеба, не пожалев и меду. Я осторожно взял его и отправился искать мальчика.

Нашел я его неподалеку от кухни. С ним разговаривали, пересмеиваясь, два батрака, привезшие из лесу дрова.

— Как еще раз побьет тебя мать, — говорил один, — собирайся и ступай куда глаза глядят. Что? Пойдешь?

— Да я не знаю как, — ответил Валек.

— Бери сапоги на палку — и скорей в лес. Там есть на что поглядеть.

— Да у меня и сапог нету.

— Ну, бери одну палку. С палкой и без сапог дойдешь.

Увидев меня, мальчик бросился к лопухам.

— Что вы ему говорите? — спросил я батраков.

— А ничего, смеемся над ним. Чего ж не посмеяться над дурачком.

Почувствовав, что мед мне пачкает пальцы, я не стал вступать с ними в долгие разговоры, а пошел за Валеком. Он стоял в кустах и смотрел на меня.

— Валек, на вот тебе хлеб с медом.

Он не тронулся с места.

— Да иди же. — И я двинулся к нему.

Мальчик пустился бежать.

— Ох, какой ты глупый… Ну, вот тебе хлеб, я кладу его сюда…

Положив хлеб на камень, я пошел прочь. Но лишь когда я скрылся за углом кухни, мальчик осмелился приблизиться к камню, затем осторожно осмотрел хлеб и наконец съел его, насколько я мог судить, с аппетитом.

Часом позже, подходя к лесу, я заметил, что на некотором расстоянии за мной плетется Валек. Я встал, и он тоже остановился. Когда я повернул к дому, он кинулся в сторону и скрылся в кустах. А через минутку снова бежал за мной.

В этот день я ещё раз дал ему хлеба. Он взял его из рук, но еще с опаской, и тотчас же убежал. С этого времени он стал всюду ходить за мной, но всегда на некотором расстоянии.