Вопрос об обстановке, в которой приходится работать трудящемуся люду, один из самых больных вопросов. Грязь, сырость, теснота, плохое освещение, отсутствие вентиляции – вот обычные условия труда.
Рабочие каретно-кузнечного ремесла в Киеве обратились к начальнику края с просьбой принять меры к улучшению санитарного состояния их помещений. Киевский губернатор передал эту просьбу городскому голове и вместе с тем указал, что, насколько ему известно, положение рабочих и в других отраслях промышленности не лучше. Помещения, в которых приходится работать рабочим, часто не удовлетворяют самым основным требованиям санитарии и гигиены. Так как киевское городское управление не проявило никакой инициативы в разрешении этого вопроса, путем ли обязательных постановлений, или иными способами, киевский губернатор предложил городскому голове передать на обсуждение думы вопрос о выработке обязательных постановлений по этому поводу.
Городские думы в полной мере заслуживают упрека в игнорировании условий и обстановки, среди которых приходится жить и работать трудящемуся населению. Болезни рабочего класса, сильная изношенность и преждевременная старость – прямой результат этого. Не удивительно, что, вырвавшись из тесной, душной, смрадной мастерской, рабочие заливают себя водкой.
И сколько бы ни строили народных театров, сколько бы ни устраивали чтений, пока рабочий не будет проводить время работы в человеческой обстановке, его не оторвать от водки. Впрочем, не нынешнему составу городских дум решить этот вопрос. Слишком они заняты вопросами исключительно внешнего благоустройства городов, имеющего главным образом отношение к состоятельному городскому классу.
Собачья жизнь*
Когда русский богатырь остановился на распутье трех дорог, он увидел три столба и на столбах надписи: ежели по этой дороге поедешь, сам помрешь; ежели по этой – конь издохнет, а по этой – и сам загниешь и конь пропадет.
Каждый раз, как я сажусь в вагон железной дороги, передо мною мелькают эти роковые надписи на столбах: или голову сломишь во время крушения, или убьют и ограбят в вагоне, или ни за что ни про что оскорбят железнодорожные агенты, или, если так или иначе сам останешься цел, багаж стащат. Одного из этих железнодорожных предопределений не миновать. И жутко становится, когда читаешь мысленно эти надписи, но так как невозможно постоянно носить в себе напряжение страха, понемногу привыкаешь, и когда оглянешься кругом, у всех такие лица, как будто никого не ждет одно из роковых предопределений. Однако, какие бы лица у вышколенных привычкой обывателей ни были, факт остается фактом, и факт – страшный, нетерпимый в мало-мальски благоустроенном государстве.
Почему же не принимаются меры? О, принимаются, очень принимаются.
Вот должен состояться конвенционный съезд представителей железных дорог. На нем ставится более шестидесяти мельчайших вопросов, находящихся в связи с железнодорожным уставом. Тут с глубокомысленным видом будут толковать о зловредном железнодорожном зайце, что с ним нужно делать, какой казни его предавать, раз он будет пойман; как поступить с пассажиром, опоздавшим взять билет в кассе; многое множество других вопросов будут трактовать, от которых нам с вами, читатель, ни на волос не станет легче. А вот о том, как охранить жизнь, здоровье и имущество пассажира, об этом ни слова.
Почему же так? А очень просто. Поймать и подвергнуть экзекуции зайца сравнительно легко и весьма приятно. А чтобы обезопасить пассажира, надо разрушить, перевернуть целую систему, надо затратить средства.
Отчего бывает крушение? Да это же давно известно: от стрелочника, от телеграфиста, от заснувшего машиниста. Они измучены, истомлены непосильной работой, задавлены нищенским содержанием. Чтобы уменьшить число крушений, надо уменьшить рабочий день стрелочников и других мелких агентов, от которых зависит жизнь пассажиров. Но ведь это денег стоит.
Отчего пассажир, раскрывая дома чемодан, с вытянутым лицом видит вместо белья, платья, вещей – кирпичи, камни, дрова? Да опять-таки оттого, что кондуктора и другие железнодорожные агенты, задавленные нищетой, идут на риск быть пойманными: в то время как пассажир покачивается на диване в вагоне, отпирают подобранным ключом чемоданы, выбирают ценные вещи, а туда на память кладут кирпичи.
Дайте этим людям возможность вести человеческую, а не собачью жизнь, обеспечьте их, выведите их из положения, когда терять нечего, и они будут дорожить местом, и они не пойдут на риск преступление
Но ведь все это стоит денег. А деньги – это дорогая штука, очень дорогая, гораздо дороже голов и имущества обывателей.
Фабрика инвалидов*
М., ГИХЛ, 1959
Существует страшный закон: чем тяжелее, чем неприятнее, чем изнурительнее труд, тем он хуже оплачивается, И не только хуже оплачивается, но и происходит в условиях, в обстановке тем более тяжелых и разрушительных для здоровья.
Отчего?