— Я сказал бы свое мнение об Обереутах, — произнес представитель Союза поэтов, — но не могу: я официальное лицо и в зале — женщины.
Впрочем, Обереуты сами сказали о себе устами автора «Елизаветы Бам»:
— Если ты идешь покупать птицу, посмотри, есть ли у нее зубы. Если зубы есть, она не птица.
— А таракан, — добавил зритель.
27-33. Даниил Хармс. Записные книжки
*27.
—28.
— В «Программе вечера», включающей «Доклад Обэриутский» и выступления поэтов-обэриутов, Введенскому отведено десять минут.29.
к Обэриу. Считать действительными членами Обэриу: Хармс, Бахтерев, Левин, Введенский. — 4 челов<ека> Литературной) секции. Вигилянский — администратор.Создать художественную секцию Обэриу. Пригласить Бахтерева, Каплуна.
Принцип: не надо бояться малого количества людей. Лучше три человека, вполне связанных между собой, нежели больше, да постоянно несогласных.
30.
Эйхенбауму понравился Заболоцкий, может быть, Введенский, но я никак ему не понравился. Это истина.31.
—32.
Учителями своими считаю Введенского, Хлебникова и Маршака.33.
—34. Л. Нильвич. Реакционное жонглерство
*Обернуты — так они себя называют. И расшифровывают это слово так: объединение реального искусства.
Сие демагогически громкое название присвоила себе маленькая группка ленинградских поэтов. Их совсем немного. Их можно сосчитать по пальцам одной руки. Их творчество… Впрочем, говорить о нем — значит, оказывать незаслуженную честь заумному словоблудию обернутое. Их не печатают, они почти не выступают. И о них не следовало бы говорить, если бы они не вздумали вдруг понести свое «искусство» в массы. А они вздумали. На днях обернуты выступали в общежитии студентов ЛГУ.
Об этом выступлении мы и хотим рассказать. Заранее стены красного уголка общежития были украшены «обериутовскими плакатами». Недоумевающие студенты читали:
— Пошла Коля на море.
— Гога съел пони. Минута попалась в по. Наверно, она попалась в по. Нет, в капкан. Пойман лампу.
— Шли ступеньки мимо кваса.
— Мы не пироги.
И много еще было лозунгов, все в таком же духе.
— Что все это значит? Какова ваша программа? — спросили прежде всего студенты явившихся обериутов.
Последовал ответ:
— Лозунги станут понятны после нашей читки. О про грамме говорить не станем — она в наших произведениях. Мы будем читать, а потом откроем диспут.
Но произведения оказались не более вразумительными, не менее заумными, чем лозунги.
Первым читал Левин. Читал он рассказ, наполненный всякой дичью. Тут и превращение одного человека в двух («человек один, а женщин две: одна — жена, другая — супруга»), тут и превращение людей в телят и прочие цирковые номера.
Недоумевая, следили собравшиеся за всеми этими вывертами. К чему все это?
И в ответ на сей вопрос обериутовский конферансье провозгласил:
— Следующим выступает знаменитый Алексей Александрович Пастухов.
— Уважаемые граждане и гражданки! Честь имею показать вам мое искусство. Никакого колдовства, одно проворство рук, — начал «знаменитый Алексей Александрович», оказавшийся просто-напросто фокусником. Он продемонстрировал извечные номера с исчезающими шариками и платочками, ел карты, выплевывал монеты и т. п. Словом, «знаменитый Пастухов» оказался на высоте своего положении мелкого фокусника. И не для гармонии ли со своим творчеством привели его обернуты — фокусники и жонглеры в поэзии?
Выступление «поэта» Владимирова казалось продолжением работы Пастухова. Вот его стихи: