Том 2. Проза и драматургия

— Машинное масло! — сказал Черных. — В штурманский пост — делать ему там тоже нечего. К радистам — все клеммы у них позамыкает…

— К нам давай его — в орудийный расчет. Снаряды пусть подносит! У него на это силенок хватит!

— Нет, товарищи, я думаю, что орудийный расчет — место непостоянное, а нам надо его на постоянную работу определить — к вахтенным.

— Холодно там у вас, — сказал Плехоткин.

— Зато работа медвежья! — засмеялся Черных.

Так Пират стал вахтенным матросом.

Он очень скоро понял, что его зовут Пиратом, что его хозяин — Черных. Он скоро привык к кораблю. На носу обычно пахло мокрым железом, на корме — орудийной смазкой и влажными канатами, в штурманском посту — сигаретами Куликова, в радиорубке — электролитом, из люков машины — горячим маслом, из камбуза — корейкой и чаем. А на мостике, где он бывал чаще всего, пахло морем. Это было знакомо Пирату. Только там — в детстве — к нему всегда примешивался запах гнилых бревен, птичьего помета, плавника, выброшенной на берег рыбы — словом, всего того, что лежит, живет, умирает и рождается на скалистом побережье северного моря.

Боялся Пират качки и боцмана. Ну, о качке — особый разговор. А вот боцман… Однажды, когда Пират нашкодил в неположенном месте, боцман застал его чуть ли не на месте преступления. Поднялся крик.

Прибежал Черных.

— Полюбуйся! — сказал боцман.

— Понятно, — грустно сказал Черных и убежал за тряпкой и лопатой.

Когда он вернулся, боцман уже кончал длинную речь, обращенную к Пирату.

— …а чтобы больше неповадно было, надо учить тебя. — Боцман приподнял Пирата за загривок и два раза стукнул его по морде большой твердой ладонью.

Пират зарычал и попятился.

— Зря вы так, — сказал Черных. — Он же маленький… как дитя.

Пират сидел в ногах у Черныха, злой, обиженный, ощетинившийся. От ботинок боцмана пахло гуталином.

В это время открылась дверь и просунулась голова Плехоткина.

— Эй! — крикнул он. — Вахтенные Черных и Пират — на прием пищи!

Никто не обернулся.

— Что здесь происходит? — спросил Плехоткин.

— Ничего не происходит, — мрачно сказал боцман.

Он неловко кашлянул и с тяжелым сердцем вышел.

— Что случилось? — еще раз спросил Плехоткин.

— Ничего, — твердо сказал Черных. — Сейчас мы придем.

После этого случая Пират, как привязанный, стал ходить за хозяином. А когда в кубрике появлялся боцман, Пират, что бы он ни делал — то ли смешил народ, кувыркаясь через голову, то ли просто сидел без дела, — неизменно залезал под койку Черныха, и оттуда торчали только черная пуговица носа да два круглых колючих глаза.

Был у Пирата и другой враг — качка. От боцмана можно было спрятаться или убежать, от качки — никуда не деться. Особенно прихватила она Пирата как-то ночью, когда он вместе с Черныхом «стоял» на вахте. Вахтенный матрос Затирка, сдавая дежурство, сказал:

— Достанется тебе, Черных. Циклон идет. Может, взять Пирата вниз?

— Пусть привыкает.

— Ну, смотри.

Затирка еще раз взглянул на вечернее море, на низкие тучи, прижавшие к самым волнам длинную полосу желтого заката. По горизонту в нейтральных водах густо дымило судно — видно, получило предупреждение о шторме и спешило укрыться в порту.

— Достанется тебе, — еще раз сокрушенно сказал Затирка и стал спускаться по трапу вниз.

Если Затирка так сказал, то и быть этому. Затирка был опытный сигнальщик…

Через десять минут на корабле задраили все двери и переборки. На мостик поднялся Дроздов.

— Кто на мостике?

— Матрос Черных!

— Матрос Черных и матрос Пират! — сказал Дроздов.

— Так точно! — улыбнулся Черных. — И матрос Пират.

— Ну, как дела, вахтенные? Надвигается?

— Надвигается! — сказал Черных.

— Спасжилет есть?

— Так точно.

— А на Пирата?

— Пират, товарищ командир, непотопляемый.

— Это верно, — сказал задумчиво Дроздов, внимательно оглядывая море.

Он взял пеленг на судно, дымившее по горизонту, и крикнул в переговорник:

— Курс сорок три! Танкер тысячи на четыре с половиной.

— Есть! — ответил переговорник голосом Куликова.

— Так ты говоришь — непотопляемый?

— Так точно, товарищ командир.

— А может, ему все же лучше вниз? А?

— Пусть привыкает.

— Это верно, — сказал Дроздов. — Наступит ночь — смотри в оба.

— Есть смотреть!

Дроздов ушел вниз. Тучи уже так прижали полосу заката, что его можно было, как письмо, просунуть под дверь. Стало быстро темнеть.

— Вот такие наши дела, Пират, — сказал Черных и вытащил из футляра бинокль.

Ночь обещала быть тревожной…

Пират тоже чувствовал, что приближается что-то нехорошее. Палуба мостика поплыла из-под ног. Пирату стало тоскливо…

Он вздохнул и положил голову на сапог Черныха.

— Плохо, да? — спросил Черных. — А ты привыкай, привыкай.

Засвистел переговорник.

— Кто на мостике?

— Матрос Черных.

— Это я, Плехоткин. Что там у тебя?

— Два судна тут что-то толкутся около наших вод. По пеленгу сорок семь и сто девяносто. Смотри.

— Хорошо. Пират с тобой?

— Здесь.

— Ну, как?

— Худо. Но, я думаю, пусть привыкает.

— Смотри, чтоб за борт не смыло. Тут такая метеосводка пришла — ахнешь.

— Не смоет, — сказал Черных.

Через минуту позвонили из машины.

— Пират с тобой?

— А где ж ему быть?

— Смотри там за ним.