Том 2. Рассказы 1910–1914

– Вот Теллури, – сказал Глед, почти механически протягивая Регу темный пакет и хлопая дверцей шкапа так сильно, что стекла ее зазвенели.

Он говорил суетливо, двигался растерянно. Рег пристально посмотрел в его блестящие глаза, взял сверток и встал.

– Что передать Таймону?

– Все, что хотите. У меня прилив крови к голове. Передайте, что чумы нет, она была, но больше ее не будет.

– Чумы нет? – медленно повторил Рег и вдруг вспомнил второе письмо. Смутная догадка заставила его остаться серьезным. – Да, ее нет, если вы так хотите, – мягко сказал он.

Рег поклонился, вышел, и красный свет лампы остался с доктором.

– Теллури! – сказал Рег, поправляя седло и гладя утомленную лошадь: – Это место годилось бы для молитвы, рыданий или великих замыслов. Но, увы! – там предполагается только шуршать рецептами.

IV. Выдержка с пасьянсом

У спуска к набережной Рег проехал мимо двух трупов. Теперь он не удивлялся им, и они постепенно теряли для него свою обязательную зловещесть; более чем когда-либо, Рег убеждался, что камень и труп человека – скучные и даже очень простые вещи. На самом спуске Рег заметил еще одного; этот лежал боком, лицом к гавани, с открытым ртом и рваными калошами на босую ногу. Электрический фонарь дока чертил за его спиной кургузую тень.

Пустынные молы уныло протягивали в тьму залива свои каменные глаголи. Груды залежавшегося товара, окутанные брезентами, тянулись по набережной; ряды их прерывались кое-где треугольниками пустых бочек, пирамидами антрацита и паровыми кранами. Рег миновал склады, пакгаузы и выехал к свободному пространству набережной.

Здесь он остановился, темный, на темной лошади, напоминая собой в неподвижном электрическом свете конную статую, и сообразил, что попасть в гавань – еще не значит уехать. Его положение могло измениться только благодаря случаю.

– Я уеду, – сказал Рег лошадиной холке, перебирая ее холодными от усталости пальцами. – Как – это другое дело. На первый раз возьмем за бока шаланду.

Шагах в десяти, покачиваясь и скрипя, чернела железная шаланда, род барки, судно, служащее буксирным целям. На корме сидел человек в войлочной шапке и рваном жилете; босые, грязные ноги его гулко ударяли в обшивку судна. Когда Рег подъехал к воде, человек этот заломил руки и сочно зевнул.

– Эй, на шаланде! – сказал Рег.

– Нельзя ли потише? – ответил, продолжая зевать, человек в войлочной шапке. – Чего вам?

– Мне нужен отчаянный человек, – деловито сообщил Рег, закуривая сигару и приготовляясь к длинному объяснению. Дети народа соображают туго и неохотно.

– Отчаянный? – хладнокровно переспросил матрос. – Теперь все отчаянные. Все стали отчаянными. Вы можете набрать их быстрее, чем воды в рот.

– Неужели все?

– Вот именно. Я, как видите, – матрос и даже вахтенный, а впал в полное отчаяние. Сидеть ли мне на шаланде, спрашиваю я вас? Не пойти ли мне в «Кисть винограда»? Я человек с мозгом. Держи вахту, служи – а помрешь с непромоченным горлом… Я – отчаянный.

– Хорошо, – сказал Рег, вздыхая, так как знал цену много болтающим, – тогда, может быть, вы рискнете?

– Я не спрашиваю – чем, – ковыряя в носу, произнес малый, – так как у меня нет ничего, кроме шкуры. Рискнуть шкурой?

– Да, к этому я и клоню речь.

– Нет, – матрос встряхнул головой. – Это соблазнительно, потому что пахнет, должно быть, хорошими деньгами. Только меня что-то не тянет. Шкуру жалко.

«Если таковы все отчаянные, – подумал Рег, – то их действительно много».

– Прощайте. – Он хотел удалиться, но матрос крикнул:

– А в чем дело, любезнейший?

– Выехать из города.

– Выехать из города! – повторил молодой. – Тогда вы лучше справьтесь в портовом или карантинном управлении, сколько подстрелили таких пассажиров. У них, дьяволов, магазинки, и стреляют они отлично. Берете вы шлюпку, хорошо. Едете, все отлично. У маяка на вас побрызгают рефлектором с карантинного крейсера, а потом, налюбовавшись, саданут залпом и возьмут на буксир. Только повезут-то вас обратно, да и к тому же слегка тепленького.

Рег молчал.

– Есть один, – продолжал матрос, – про него говорят, что он что-то такое, но туманно. Теперь разные слухи… Понаведайтесь, – может, он и в самом деле. Как поедете этак вот дальше по набережной, то увидите черный домик с голубятнями по бокам. А сбоку, ближе сюда, зубы торчат, – это у него был каменный забор, да рассыпался. Домик купил нынче Хенсур, вот он что-то такое. Я не знаю, узнайте вы.

– Хорошо, – сказал Рег, – вот вам на «Кисть винограда».

Он размахнулся и, пока матрос ловил золотую монету, брякнувшую о палубу, – успел отъехать с десяток сажен в указанном направлении. Долгая ночь томила его; моментами он засыпал в седле; секундный сон делал мозг тяжелым как ртуть. Это была та степень усталости, когда человек становится сознательно равнодушным ко всему, кроме постели.