По эту сторону дороги Липа и молодой послушник. Липа, одетая, как и ночью, в небрежно повязанном белом платке, усталая от радости, почти грезящая, сидит на бугорке. Возле стоит послушник; лицо у него растерянное, недоумевающее, движения неуверенные, нецелесообразные; пытается улыбнуться, но улыбка выходит кривая, жалкая. Похож на обиженного ребенка, не знающего точно причины своих страданий.
Липа
Послушник
Липа. Как хорошо, Господи!
Послушник
Липа. И еще вчера только ничего этого не было. Ни чуда, ничего. Был Савва. Я не могу поверить, что это было вчера: как будто год прошел, сто лет… Господи!
Послушник
Липа. Вы догадываетесь, Вася?
Послушник
Липа. Он что-нибудь рассказывал вам?
Послушник
Липа. Ах, Вася, Вася! С вашим лесом вы прозевали самое великое, такое великое, чего не запомнят люди. Ах, Вася, ну можно ли говорить о чем-нибудь, когда вот сейчас, вот перед вами совершилось чудо. Вы понимаете: чудо! Даже сказать страшно: чудо! Господи! Вы где были, Вася, когда сделался взрыв? В лесу?
Послушник. В лесу. Я взрыва не слыхал. Я только набат услышал.
Липа. Ну?
Послушник. Да ничего. Прибежал, а у нас… ворота раскрыты, плачут все, как помешались. И икона…
Липа. Ну-ну… Вы видели?
Послушник. Да ничего, стоит. А кругом…
Должно быть, большой заряд…
Липа. Ну, а икона, икона?
Послушник. Да ничего, стоит. Молятся наши около нее.
Липа. Господи! И стекло цело?
Послушник. И стекло цело.
Липа. Мне говорили, но я все сомневалась… Прости меня, Господи. Ну, что, как они? Рады, очень?
Послушник. Да, рады. Как пьяные все. Не поймешь, что говорят. Чудо, чудо. Отец Кирилл как поросенок визжит: уи-уи. Ему холодную припарку делали на голову. Он толстый, того и гляди помрет. Нет, не могу я тут. Ступайте домой, Олимпиада Егоровна, а? Я вас провожу.
Липа. Нет, Вася, милый. Я туда пойду.
Послушник. Не ходите, ей-Богу, не ходите. Они вас задавят. Как они бабу эту! Все — как пьяные. Лопочут, лопочут. Глаза вытаращенные… Слышите, как они там?
Липа. Вы еще мальчик, Вася, вы этого еще не понимаете. Чудо! Люди всю жизнь ждали чуда, может, уже отчаиваться стали, а тут… Господи! Да тут с ума сойти, можно от радости. Как я услышала вчера: «чудо», нет, думаю, что же это такое? Не может быть. Только вижу: плачут, крестятся, на колени становятся. И набат перестал.
Послушник. Отец Афанасий звонил. Он страсть какой здоровый.
Липа. И только и слышно: чудо, чудо! Никто ничего не говорит, а только слышно: чудо, чудо! Как будто вся земля заговорила. Я и сейчас, как глаза закрою, так и слышу: чудо, чудо!
Послушник. Мне Савву Егоровича жалко!.. Шумят-то как, а?
Липа. Оставьте, не нужно о нем говорить. Он Богу ответит. Правда, что сегодня будут «Христос Воскресе» петь, когда икону понесут?.. вместо того, что всегда поют… Вася, вы слышите, я вас спрашиваю?..
Послушник. Да, правда. Говорят. Ступайте домой. Олимпиада Егоровна, а?
Липа. Ступайте, если хотите.
Послушник. Да как же я вас оставлю: они скоро сюда нахлынут. Господи, Савва Егорович сюда идет!
Савва. Кондратия не видали?
Послушник. Нет, он в монастыре.
Послушник. Савва Егорович!
Савва. Папироски у тебя нет?
Послушник. Нет же, я не курю, Савва Егорович.