Стою и думаю — до каких же пор я буду стоять? Разные люди ходят вокруг меня и говорят, что вся моя редколлегия яростно занимается физкультурой. Кроме этого, в местном кинематографе появились две изумительные по глупости картины: одна — «Месть маркитантки», а другая — «Муж, жена и вопрос». Эти картины проглотили не только все внимание редакторов, но и все их главные средства.
Однако где эти 93 коп. — неизвестно. Боюсь, не слопала бы их маркитантка?
Таким образом, я стою в пыли и паутине. Зарастаю грязью и думаю, что в один прекрасный день вместе с моим пивным заголовком расколют на дрова.
Дневник записали совместно рабкор Клевак и фельетонист Булгаков.
«Гудок». 5 февраля 1925 г.
Удачные и неудачные роды. 558-го рабкора рассказ
Чуден Днепр при тихой погоде, но гораздо чуднее Московская участковая страхкасса М.-Б.-Балт. ж. д.
Приходит рабочая 2-го околотка пути, чтобы получить пособие после родов за 8 недель. Бюллетень у нее честь честью — подписан врачебно-контрольной комиссией.
Взяли бюллетень и сказали:
— Придите через полторы недели. Она послушно пришла через полторы недели и получила по 87 коп. за 40 дней.
— А скажите, дядя, — спросила рабочая, — сколько дней в 8 неделях?
— Разно бывает, и больше и меньше, — ответили ей. И точно: тут же открывается дверь и входит вторая рабочая того же самого околотка и того же разряда по тарифной сетке, которая родила, но на четыре дня удачнее: у нее в 8 неделях вышло 44.
Тогда первая подняла бунт:
— Объясните — почему?!
На что ей ответили страхкассиры:
— Мы с вами, дорогая родильница, времени терять не можем. Возвратитесь к воспитанию вашего дитяти.
— А я жаловаться буду!
— Пожа... пожа...
— А куды?
— Туды.
И показали в окно.
Указательным пальцем. Она постояла. Плюнула. И ушла.
«Гудок». 8 февраля 1925 г.
Залог любви. Роман
Угасли звуки на станции. Даже неугомонный маневровый паровоз перестал выть и заснул на пути. Луна, радостно улыбаясь, показалась над лесом и все залила волшебным зеленоватым светом. А тут еще запахли акации, ударили в голову, и засвистал безработный соловей... И тому подобное.
Две тени жались в узорной тени кустов, и в лунном отблеске изредка светились проводницкие пуговицы.
— Ведь врешь ты все, подлец, — шепнул женский голос, — поиграешь и бросишь.
— Маруся, и тебе не совестно? — дрожа от обиды, шептал сиплый голос. — Я, по-твоему, способен на такую пакость? Да я скорей, Маня, пулю пущу себе в лоб, чем женщину обману!
— Пустишь ты пулю, держи карман, — бормотал женский голос, волнуясь. — От тебя жди! Сорвешь цвет удовольствия, а потом сел в скорый поезд, только тебя и видели. Откатись ты лучше от меня!
«Целуются, черти, — тоскливо думал холостой начальник станции, сидя на балконе, — луна, положим, такая, что с семафором поцелуешься».
— Знаем, — шептала тень, отталкивая другую тень, — видали мы таких. Поёшь, поёшь, а потом я рыдать с дитем буду, кулаками ему слезы утирать.
— Я тебя не допущу рыдать, Манюша. Сам ему, дитю, если такое появится, кулаками слезы вытру. Он у нас и не пикнет. Дай в шейку поцелую. Четыре червонца буду младенцу выдавать или три.
— Фу ты, наваждение, — крякнул начальник станции и убрался с балкона.
— Одним словом, уходи.
— Дай-ка губки.
— На... И откатывайся. Прилип, как демон.
«Неподатливая баба, — думала тень, поблескивая пуговицами. — Ну, я тебя разгрызу! Ах ты, черт. Мысль у меня мелькнула... Эх, и золотая ж голова у меня...»
— Знаешь, Маруся, что я тебе скажу. Уж если ты словам моим не веришь, так я тебе залог оставлю.
— Уйди ты с залогом, не мучай!
— Нет, Маруся, ты погоди. Ты знаешь, что я тебе оставлю, — тень зашептала, зашептала, стала расстегивать пуговицы. — Уж это такой залог... без этого, брат ты мой, я и существовать не могу. Все равно к тебе вернусь.
— Покажи...
Долго еще шептались тени, что-то прятали.
Потом настала тишина.
Луна вдруг выглянула из-за сосен и стыдливо завернулась в облака, как турчанка в чадру.
И темно.
Лил дождь. Маруся сидела у окошка и думала: «Куда же он, подлец, запропастился? Ох, чуяло мое сердце. Ну да ладно, попрыгаешь, попрыгаешь да придешь. Далеко без залога не ускачешь. Мое счастье в сундуке заперто... Но все-таки интересно, где он находится, соблазнитель моей жизни?»
Соблазнитель в это время находился в отделении милиции.
— Вам что, гражданин? — спросило его милицейское начальство.
Соблазнитель кашлянул и заговорил:
— Гм... Так что произошло со мной несчастье.
— Какое?
— Неописуемая вещь. Трудкнижку посеял.
— Вещь описуемая. Бывает с неаккуратными людьми. При каких обстоятельствах произошло?
— Обстоятельства обыкновенные. Вот извольте видеть, дыра в кармане. Вышел я погулять... Луна светит... Я ей и говорю...
— Кому ей?
— Тьфу!.. Это я обмолвился. Виноват. Ничего не говорю, а просто смотрю, батюшки — дыра, а трудкнижки нет!