Том 2. Романы и повести

Из банкетного зала с буфетом холодных закусок, где к водке и шампанскому членам Политсекретариата подавали фаршированные яйца, ветчину и гренки с икрой, Н первым перешел в зал заседаний. После того как его избрали членом высшего руководящего органа партии, он только здесь чувствовал себя в безопасности, несмотря на то что занимал всего лишь пост Министра связи (его выдвинул сам А за приглянувшиеся ему почтовые марки, выпущенные по случаю международной конференции сторонников мира, во всяком случае так поговаривали люди из окружения Г, и Д подтвердил этот слух), ибо при сравнительной малозначительности Министерства связи в системе госаппарата все предшественники Н бесследно исчезли и даже наводить о них справки было делом рискованным, хотя Министр госбезопасности В относился к Н вроде бы неплохо. Предварительно его дважды обыскали; перед банкетным залом это проделал знакомый офицер, по-спортивному подтянутый здоровяк, а перед залом заседаний — блондин, которого Н прежде здесь не встречал (обычно заключительный обыск производился лысым полковником, но, видно, его отправили в отпуск или куда-нибудь перевели, если, конечно, не уволили, разжаловали, а то и вовсе расстреляли). Положив портфель на стол, Н занял свое место. Рядом уселся Л. Зал заседаний был длинным и очень узким, совсем ненамного шире стола. Нижняя половина стены была обшита темным деревом, верхняя половина и потолок оставались белыми. Место А находилось во главе стола. Над его креслом на белой части стены висел партийный стяг. Противоположный торец пустовал, в этом конце зала располагалось единственное окно. Высокое, полукруглое, пятистворчатое, оно никогда не занавешивалось. Справа от А размещались кресла Б, Г, Е, З, К, М, напротив них — В, Д, Ж, И, Л, Н. Самое последнее место, слева от Н, занимал Первый секретарь молодежной организации П, а на последнем месте по другую сторону, справа от М, сидел Министр атомной энергетики О; П и О права голоса не имели и в голосовании не участвовали. Старейшим членом Политсекретариата был Л; раньше, до того как А возглавил партию и государство, Л занимал ту должность, которая перешла от него к Г. Прежде чем стать профессиональным революционером, Л работал кузнецом. Широкий в кости, крупный, но поджарый, он вечно бывал небрит. Лицо и руки у него были грубыми, короткие седые волосы топорщились густым ежиком. Его темный костюм походил на воскресную пару обычного мастерового. Галстук он не носил, зато всегда наглухо застегивал ворот своей белой рубахи. В партии, да и в народе его любили, о его отваге в дни июньского восстания слагались легенды, только все это было давным-давно, теперь же А называл его Монументом. Л слыл человеком исключительной справедливости, а главное, считался народным героем, поэтому с партийного Олимпа его не сбросили, но тем необратимее стал его спуск по иерархическим ступенькам. Он и сам знал, что рано или поздно будет низвергнут окончательно. Подобно обоим маршалам, З и К, он крепко пил, частенько являлся нетрезвым даже на заседания Политсекретариата. Вот и теперь от Л разило водкой и шампанским, однако его хриплый голос звучал уверенно, а водянистые, с покрасневшими белками глаза смотрели насмешливо.

— Нам — крышка! — сказал он, обращаясь к Н. — О не пришел.

Н не отозвался. Он даже бровью не повел, изображая полнейшее равнодушие. Возможно, слух об аресте О окажется обыкновенной уткой, не исключено также, что Л ошибается; если же и нет, то положение у Н далеко не так безнадежно, как у Л, который теперь руководил транспортом. За любую неурядицу в тяжелой промышленности или сельском хозяйстве (а неурядиц там всегда хватает) ответственность легко переложить на Министра транспорта, не говоря уже о самих железнодорожных авариях, задержках, проволочках. Ведь расстояния в стране огромны, за всем не углядишь.