Том 2. С Юрием Гагариным

Анатолий Третьяков в этот день вышел из больницы. Забинтованными руками он приводил в порядок оснастку маленькой лодки. Мы присели на берегу. Не застывший в январе Дон выплескивал мусор на мокрый песок, покачивал лодки и катер у пристани. Легкие волны шлепали в бок катера. Казалось, чья-то ладонь касалась большого и гулкого барабана. Не улетевший на юг скворец сидел на тополе и пел, трепыхая воронеными крыльями. Из Ростова я привез Анатолию хорошую новость: он и его товарищ Юрий Павленко представлены к награде…

С другим человеком я встретился в комнате с железной решеткой. Он очень скупо и нехотя отвечал на вопросы: «Да, вышел в ту ночь на лодке из Таганрога…». «Да, судился до этого…»

Антон Делентьев с пистолетом в руках останавливал ночью людей. После тюрьмы поступил на работу. Но вот снова — окно с решеткой… Антон крутит пуговицу на фуфайке. Он не хочет рассказывать…

* * *

Ночью под Новый год от Рогожкинской пристани отошла моторная байда. В лодке рыбачьего патруля сидели четверо: Владимир Худяков, Михаил Солдатов, Юрий Павленко, Анатолий Третьяков. Погасив фонари, байда прошла камышами и двинулась курсом в море. Рыбачий патруль совершал обычный «обход» заповедника. Моторист Третьяков убавлял и прибавлял скорость, иногда глушил двигатель, чтобы прислушаться. Трое других вглядывались в темноту.

Сырые и холодные тучи бежали над самой водой. Изредка мелькала луна, отодвигая чернильную липкую тьму. Байда делала дуги и полукольца, «прочесывая» море…

На одном повороте Павленко передал бинокль старшему в лодке:

— Справа три байды… тянут «кота»…

Третьяков Анатолий, участник схватки, моторист рыбачьего патруля.

Патрульная лодка сделала разворот…

Тут я должен остановиться и рассказать, где и почему произошла эта полночная встреча.

Дон, испетляв степи, собрав воду сотен ручьев и речек, под Ростовом течет величаво и широко. Море тихой воды плывет мимо ветел с грачиными гнездами, мимо рыбачьих пристаней и тоней, мимо станиц. Под Азовом большой воде становится тесно. Река дробится на рукава и протоки, ерики и заливы. На берегах и островах — лет камышей. Камышовые джунгли, непроходимые, непролазные! Среди зарослей более чем тридцатью рукавами сливается Дон с азовской водой. Устье Дона — самое рыбное место. Весной через ерики и протоки рыба из моря устремляется вверх по реке. Камыши шевелятся от рыбьего переселения. Идут белуга, осетр, лещ, сазан. В весеннее время голыми руками можно взять рыбу. К зиме нагулявшие жир косяки возвращаются в плавни. Ищут «квартиру» и в море, недалеко от устья реки. Большие подводные ямы зимою полны рыбы. На самом дне многопудовыми бревнами лежат сомы, потом «горизонт» судаков, сазанов, «горизонт» лещей. Оцепеневшая, почти без движения, стоит рыба на «зимней квартире». Очень заманчивая штука — разведав яму, запустить туда руку!

В один замет добычу не увезешь целым обозом — сотни пудов!

Люди Давно изучили повадки рыбы. Зимние ямы можно выгрести за один год. Но тогда весною уже не пойдут нереститься вверх по Дону косяки судаков, осетров и лещей. Больше ста лет специальный закон охраняет рыбу от жадной руки. В 1835 году устье Дона и прибрежные воды Азовского моря объявлены заповедником.

Более ста лет весельные, парусные, теперь же моторные лодки рыбачьего патруля стерегут рыбу от браконьеров. Застигнутый на месте, разбойник изворачивается, пытается откупиться, грозит. Иногда в ход идут нож и пули…

…На этот раз «рыболовы» решили не даться в руки. Заметив погоню, быстро утопили «кота» с рыбой и дали газ. Две лодки нырнули в темноту, третья замешкалась, и патруль «сел ей на хвост». Началась гонка, попросту говоря, моторное состязание, в котором патруль не всегда победитель. У браконьеров отличные двигатели, всегда отличные на ходу лодки. Бывает — только шапкой помашут. На этот раз Анатолий опробовал новый мотор.

Зрителей гонки не было. Только луна, челноком нырявшая в рваных тучах, видела, как лодки уходили все дальше в море, как медленно сокращался разрыв между лодками. При вспышках ракеты было видно: на передней суетятся пять темных фигур. На задней байде сидели пригнувшись. Чтобы уменьшить сопротивление ветра…

— Прыгаю первым!..

Лодки поровнялись. Третьяков и следом за ним Павленко метнулись в чужую лодку. Пятеро подняли руки. Скорее к мотору… Браконьерский мотор чихнул и умолк. Лодку взяли на буксир.

Часа через два патруль вернулся бы в Рогожкино, но в темноте вдруг послышался стук двигателей. Взвилась кверху ракета. Голубоватый свет вырвал из темноты клочья тумана и две пенившие воду моторки.

— Идут на выручку, — сказал Худяков.

Зашептались и браконьеры:

— Идут на выручку…

— Павленко, ты остаешься с этими, а мы навстречу…

Павленко остался в чужой лодке. Пять пар лихорадочно возбужденных глаз следили за каждым его движением.

По-прежнему низко над самой водою летели тучи. Лодку покачивало. Пятеро сидели насторожившись, прислушиваясь к удалявшемуся гулу: лодки повернули, патруль «сидел у одной на хвосте»…