Том 2 Следопыт; Пионеры

— Вот еще! И не выдумывайте, Бенджамен. Мной никто так не помыкал, и терпеть такое обращение я не намерена! У меня ведь есть полтораста долларов да постель и двадцать овечек. Не больно-то мне нужно жить в доме, где нельзя звать девушку ее собственным крещеным именем. Вот возьму и буду называть ее Бетси, сколько мне вздумается, — мы живем в свободной стране, и пусть-ка кто-нибудь попробует мне запретить! Я, правда, собиралась дожить тут до лета, а вот теперь попрошу расчет завтра утром и буду разговаривать как хочу, и никто мне не указ!

— Что правда, то правда, мисс Добродетель, — сказал Бенджамен. — Никто об этом спорить с вами не станет. Будто я не знаю, что легче остановить бурю шейным платком, чем заткнуть вам глотку, когда у вас язык со стопора спущен. Скажите, сударыня, а много обезьян водится на берегах этой вашей бухты Воштат?

— Сами вы обезьяна, мистер Пенгиллен! — завопила в ярости экономка. — А вернее оказать — медведь! Грубый черный медведь! И плохая компания для порядочной женщины. Хоть бы я еще тридцать лет прожила у судьи, а больше ни разочка не унижусь до вашего общества. Такие разговоры годятся для кухни, а не для гостиной в богатом доме.

— Вот что, мисс Пети… Мети… Выйдивон, может, я и взаправду иной раз делаюсь медведем, ежели кто вздумает со мной схватиться, но разрази меня бог, коли я соглашусь, чтобы меня обзывали обезьяной — животиной, которая болтает, болтает, а о чем — сама не знает. Да что я вам, попугай, что ли? Вот эта птица и впрямь так и чешет на всяких там языках, которые честным людям ни к чему: не то по-гречески, не то по-воштатски, а может, на наречии западных голландцев! А знает ли он сам, что он такое говорит? Вот что вы мне скажите, сударыня. Мичман, к примеру, командует любо-дорого, когда капитан отдаст ему приказ, а пустите-ка его дрейфовать без посторонней помощи, велите-ка ему самому вести судно по курсу, так не пить мне больше грога, если над ним не будет смеяться воя команда до последнего юнги!

— Не пить вам больше грога, вот именно! — заявила Добродетель, в негодовании поднимаясь из-за стола и хватая свечу. — Вы и так уже перепились, Бенджамен, дальше некуда, и я покидаю вас, пока вы еще не наговорили мне всяких неприличностей.

С этими словами экономка удалилась, не уступая в величественности самой Элизабет, — по крайней мере, так ей казалось. Она захлопнула за собой дверь с грохотом, напоминавшим мушкетный выстрел, бормоча при этом себе под нос всякие оскорбительные эпитеты вроде «пьяница», «нализавшийся дурак» и «свинья».

— Это кто, по-твоему, пьян? — яростно загремел Бенджамен вслед Добродетели, приподнимаясь, словно с намерением догнать ее. — Хочет равняться с благородными дамами, а сама только и умеет шпынять людей по пустякам! Да и негде тебе было научиться манерам и хорошему разговору. Не в твоей же проклятой бухте Воштат!

Тут Бенджамен снова упал в кресло, и скоро в комнате раздались зловещие звуки, напоминавшие ворчание его любимого зверя — медведя. Однако, прежде чем попасть, выражаясь изысканным языком некоторых современных писателей, «в объятия Морфея», он еще успел внушительно произнести вслух, соблюдая должные паузы между каждым язвительным намеком, «обезьяна», «попугай», «закуска», «ведьма» и «бухта Воштат».

Мы не станем даже пытаться объяснить читателю, что именно подразумевал почтенный дворецкий, и не будем восполнять пробелы между вышеупомянутыми словами, скажем лишь, что произносились они со всем глубочайшим презрением, какое только может испытывать человек к обезьяне.

Прошло около двух часов, прежде чем дворецкий был разбужен шумным возвращением Ричарда, майора Гартмана и судьи. Бенджамен уже настолько пришел в себя, что сумел благополучно проводить первых двух в их спальни, но затем исчез и сам, предоставив запирать дом тому, кто больше всех был заинтересован в его целости и сохранности. Но в те дни в новых поселках не слишком-то злоупотребляли замками и засовами, так что Мармадьюк, осмотрев топившиеся печи и камины, тоже отправился на покой. Сообщением об этом благоразумном поступке мы и закончим описание первого вечера нашего повествования.

Глава XVI

Первый сторож (тихо). Тут дело нечисто, ребята..

Стойте смирно.

Шекспир, «Много шума из ничего»

К счастью для всех веселых гуляк, за полночь покидавших «Храброго драгуна», в это время уже сильно потеплело, и, кружа среди сугробов, они могли не опасаться за целость своих носов и щек. К утру по небу быстро заскользили прозрачные облачка и луна скрылась в волнах тумана, который ветер гнал на север, неся с собой теплый воздух с далекого океана. Солнце взошло за густыми тучами, а южный ветер, дувший теперь в долине, обещал оттепель.