Том 2. Статьи и фельетоны 1841–1846. Дневник

«28. Клопы не дали спать всю ночь. Скверное насекомое! Говорят, на Дербеновке грузин продает кавказский порошок, уничтожающий клопов; да страшно дорого, рубль серебром фунт – а там выдохнется, перестанет действовать. Но все к лучшему. Вскочил в 5, умылся и – в Рогожскую искать товарища. Долго толкался. Что за лихой народ извозчики! Борода, кушак… Размечтался и вспомнил Кеппена брошюру о курганах. Товарищ попался, купец из Нижнего, с брюшком, говорит на о. Потолковали – сладили – через час едем. Домой за чемоданом – даль страшная – хотел взять извозчика, очень стали дороги, 25 сер., меньше ни один взять не хотел… Идучи, проголодался, перэхватил. Нельзя не отдать справедливости цивилизации, когда дело идет об удобствах, – кабы не вред нравам! Только не завязывай туго кошелька: цивилизация требует за все деньги; но за этот презренный металл окружает человека такими предупредительными удобствами, что менее жаль денег. Я бегу домой… верст пять – проголодался, в животе ворчит: а цивилизация тут; так аппетитно бросила в открытые лавки печенку; вынул грош; отляпали кусок в две ладони, соль даром – разумеется, у них свой расчет. Заметил, что жевавши дорога кажется короче. Гастрический обман! Встретился мальчишка обтерханный, продает голенища, стянул где-нибудь; посмотрел, немецкая работа, поторговал было – дорого просит – мимо!

Выехали в 11 часов.

На заставе солдат с медалью и с усами. Люблю медаль и усы у воина; молодец! Нынче на заставах дают контрамарку с №. Получил – отдал, шлагбаум вверх – тррр… едем. Товарищ – человек тихий, занимает три четверти повозки, платит половину. Он дома поел пирога с луком. Странно: запах сивухи – ничего, лука – даже хорош, а эти два запаха вместе – препротивные. Пусть объясняют химики – не наше дело.

Места более плоски, нежели гористы; справа виднеется река – волны смалтово-серебристо-платинистые. Чудный вид! Что перед ним хваленая Италия! Деревни и села, и притом всё русские деревни и села… Мужички работают так усердно. Люблю земледельческие классы: не они нам, мы им должны завидовать; в простоте душевной они работают, не зная бурь и тревог, напиханных в нашу душу, ни роскоши, вытягивающей мнимые избытки.

Село – церковь, довольно большая, византийской архитектуры.

Станция. Ехали на вольных. Постоялый двор с резными украшениями. У ворот хозяин с рыжей бородой, на лице написано корыстолюбие; не пойду: слупит чорт знает что! Остался в повозке. Пока лошадей – наблюдать нравы. На улице мужик тузит какую-то бабу, вероятно, жену; это развеселило меня, хохотал; нищие помешали досмотреть. Отвратительная привычка у нищих – просить у проезжего: проезжему мелкие деньги нужны, не крупных же дать. Надоели, притворился сонным, помешали и тут: ямщик разбудил, требуя на водку, – еще скверный обычай! Что у них за служения мамону! Дал 3 коп. сер. (что составляет на асс. десять с половиной). Жалел. Пошел дождь – промочил до костей. Скучно.

Поскакали. До второй станции ничего особенного. Купец вылезал из повозки, так, ненадолго; это было к сумеркам, я дрожал, сидя один с ямщиком; я родился не воином – признаюсь. Приехали, вышел на постоялый двор, закатил сивухи с перцем, славно! А всего стоит 17 коп. с половиной асс. Сапоги долой, всё долой – растянулся.

29. Чем свет разбудил товарищ и предложил выпить чаю (он возит свой чай, маюкон, не цветочный, но хороший; это умно, гораздо дешевле; платишь только за самовар). Я не отказался: я люблю пить чай с кем-нибудь. Да и ему почти все равно, я же пью сквозь кусочек».

Очень сожалеем, что на первый раз г. Вёдрин не мог дать нам более отрывков из своих «Путевых записок»; но в скором времени надеемся получить от него еще несколько отрывков, и тотчас же поделимся ими с нашими читателями.

<1843>

Публичные чтения г. Грановского (Письмо в Петербург) *

I